Край забытых богов - [40]

— Тебя.

— Значит, я.

— Там нет дверей.

— Да не важно. «Сделаю шаг и увижу», «обернусь и увижу». Захоти и сформулируй для себя, что ты хочешь. Анхен — это тоска, малыш. Это просто твоя тоска. Твоя привязанность к нему сильнее твоей обиды.

А мое желание избавиться от тяги к нему сильнее моей привязанности.

— Лоу, а ты не мог бы… — очень стыдно поднять на него глаза, но все же, — не мог бы остаться сегодня со мной? Мы столько живем с тобою вместе… и мы ведь уже были близки…

— Прости, моя радость, но сегодня я не смогу, — он смотрит на меня своими серьезными серыми глазами, такими пронзительными и жесткими. Краска стыда заливает мне щеки. Никогда не думала, что я стану просить о таком. И что всеядный и жаждущий всех вампир мне откажет.

— Да. Да, конечно. Прости, — срываюсь с дивана и бегу в свою комнату. Он догоняет у двери, берет сзади за плечи, сжимает их — крепко, не вырваться.

— Ну тихо, тихо, ну что ты? — его голос ласкает, одна рука опускается мне на живот. Чуть поглаживает, не давая при этом вырваться.

— Я ведь тебе даже не нравлюсь, верно? — глаза щиплет от слез. — Я три месяца живу в твоем доме, а ты даже… даже дотронуться до меня лишний раз не хочешь. Летом ты меня… соблазнял, провоцировал… каждым жестом, взглядом, словом, а теперь…

— И теперь, — хрипло выдохнул он мне в ухо.

— Что? — еще успела вздрогнуть я, и тут же оказалась прижата спиной к ближайшей стене. Его губы накрывают мои, его язык врывается внутрь, сметая преграды. Он целует меня яростно, неудержимо, страстно… И резко отстраняется, продолжая удерживать за плечи. И дышит — глубоко, хрипло, широко раскрытым ртом. А там — два длинных, острых, как иглы, зуба. Только два. Подбородок дрожит, словно он пытается закрыть рот, но не может. Глаза — словно два стальных сверла… Мгновение замирает, становясь вечностью.

Меня резко дергают в сторону, вырывая из его рук. Халдар. Крепко держа за предплечье, она буквально выволакивает меня из дома, не давая даже одеться. И, почти бегом, отводит в маленький домик, где живет вместе с другими слугами. Лишь здесь останавливается. Только, чтоб начать ругаться.

— Совсем сдурела? Я ее тут днями и ночами выхаживаю, а она?! Это ж надо додуматься — к голодному вампиру с интересными предложениями полезть! Ты чем вообще соображала? Ты не видишь, он голоден до пустоты, хоть на просвет рассматривай?! Что, жизни совсем не жалко?

Молчу, что тут скажешь. Действительно ведь — не заметила. Слишком переживала свое, слишком… Ведь не задумалась даже, что у него могут быть свои причины отказа — вампирские. Что не гнушается — бережет. Говорили ведь. Говорили мне, что проще не начинать, чем остановиться. Что чем сильнее голод, тем меньше шансов выжить. А он ведь усталый пришел. Тусклый. Могла б догадаться, если б думала не об Анхене, а о нем. О том, с кем собиралась провести ночь.

Дрожу, обхватив себя за плечи. Прогулка в легком платье по морозу… Да не заметила я мороза, кого я обманываю. Испугалась. Только сейчас понимаю, я никогда не боялась Лоу, я Анхена всегда боялась, а его — ни единого дня, ни разу. Словно он не вампир, словно он — иное какое существо, по другим законам живущее. Ненавидела — да, обижалась за то предательство — да, до слез было больно. Но страха — нет, никогда я к нему не испытывала. Он был слишком… уж слишком эльвин из сказки. А ведь он — живой. И вампир.

— Спасибо, — шепчу распекающей меня Халдар.

— Ему спасибо скажешь. Завтра. Если б он меня не позвал — и спасать бы тебя было некому.

— Он — позвал?

— Он хороший мальчик, Лариса. Но он дитя своего народа. Не переоценивай впредь его возможности.

Киваю, все еще не в силах прийти в себя. Во сне Анхен, с хрустальными слезами из глаз. Наяву Лоу, с оскалом, пострашнее, чем у Анхена в Бездне. Спать, по настоянию Халдар, остаюсь в ее комнате, на маленькой жесткой кушетке.

А ночью опять мне снится Анхен. Только это уже не зал. Подвал какой–то. Комната без окон и с голыми бетонными стенами. А по стенам — кровь, кровь, кровь. И перепуганные насмерть глаза под черными бровями — тех, кто еще жив. И изувеченные, кровоточащие тела — тех, кто уже нет. А Анхен — в самом центре, обнаженный по пояс, перепачканный кровью и с окровавленным хлыстом в руке. В глазах клубится непроглядная тьма, он замахивается — я в ужасе сжимаюсь — и только слышу надрывный крик. И сердце обжигает, словно его коснулись раскаленные угли. Открываю глаза — и вижу пятна крови, брызнувшие на мою птичку. Он вновь замахивается — и я бросаюсь на него, обхватывая, не давая ударить. Забыв, что я тьма, бестелесна, бессловесна, бессильна.

— Прекрати, — твержу ему, — прекрати! — обвиваюсь жгутами дыма, обездвиживая, сжимая, стискивая. И он падает на колени, роняя кнут, начиная задыхаться.

— Остановись! Пожалуйста, Анхен, остановись, прекрати, не надо!

Он вздрагивает. Тянется рукою к птичке, замечает брызги крови на ней, пытается стереть. А мне больно от этого, так больно, что я просыпаюсь.

— Все, успокойся, все хорошо. Он тебя не тронет, — ну вот, разбудила Халдар.

— Да. Да, я спокойна. Я просто попить.

Долго пью, клацая зубами о стакан и глядя в небольшое окошко. Снег серебрится под луной, небо безоблачно, и мириады звезд пронзают своим светом черноту небес.