Край Ветров: Пироманс - [28]

— И с тобой такое… всегда?..

— Частенько, — ответил он. — Вообще все не так-то просто… Но, как видишь, ничего — жить с этим можно. Долго ли — неизвестно, но не очень счастливо — это наверняка. Тебе, кстати, в академию к которому часу?

— К десяти… — протянула Никс.

Рин, отогреваясь, становился все более человеческого цвета, и на алебастровую статую походить совсем уже перестал. И все равно на фоне кухонной двери, ведущей в затемненный коридор, он казался немножечко мраморным.

— Ага, ясненько. Успеваем, получается.

— Успеваем?.. — не поняла Никс.

— Я тебя проведу.

— О.

Никола не знала уже, что говорить. Он, пожалуй, уж слишком ее опекает. Это, конечно, приятно, но непонятно — с чего бы? Романтическим интересом тут не пахнет. Особенно, учитывая его вчерашние откровения. Через Никс ближе к известно кому Рину не стать, да он, вроде бы, и не пытается. Хотя, кто его знает. Вдруг он все-таки задумал что-то? Откуда иначе вся эта заботливость и доброта?

Никс не успела об этом спросить. У нее из кармана внезапно полилась мелодия, в которую тут же вступил мягкий женский вокал. Никола вздрогнула и вынула телефон.

Эль-Марко.

— "Нерассказанные сны", — опознал Рин. — Занятный альбом, особенно после предыдущего-то.

Никс, опомнившись, приняла вызов. Эль-Марко интересовался, как у нее дела, и она намеревалась бессовестно ему врать. А потом поняла вдруг, что не придется. Ведь все могло быть намного, намного хуже.

— У меня все в порядке, — честно ответила Никс. — Разбираюсь, ага. А у вас как дела? Есть какие-нибудь успехи?

Эль-Марко рассказал ей, что им, вроде бы, удалось напасть на след чего-то, отдаленно напоминающего Лунь, и что дело пахнет мутным местным культом, укоренившимся тридцать лет назад в окрестности нескольких горных сел. Есть небольшая вероятность, что этот культ как-то связан с выжившими в катастрофе модифицированными животными, и веселая троица сейчас как раз углубляет свои этнографические изыскания, и не думая отчаиваться и от поисков самца для Луни отступаться.

Никс попрощалась с Эль-Марко, пожелала ему удачных поисков и завершила звонок.

— Телефон, значит, на месте, — констатировал Рин.

— Повезло, — откликнулась Никс безэмоционально, все еще обдумывая рассказ Эль-Марко.

— Вот и отлично.

Рин поднялся с табурета и прошел к холодильнику. Притащил стопку цветастых бумажек-стикеров и гелевую ручку. Стал что-то писать, а потом рисовать.

— Что это? — спросила Никс.

— Карту тебе рисую. Вот, смотри. Это — мой дом. Это — центральный проспект, видишь? Вот тут, возле площади — университет, а вот тут, на холме — твоя академия. Если спускаться вниз и перейти через парк, и тут вот через речку где-нибудь, то выйдешь на перекресток, на нем — направо, и вот в этой пятиэтажке на третьем этаже и живет та моя знакомая. Кстати, ей я тоже уже звонил, все в порядке. Придешь туда — наберешь ее, она сегодня дома целый день, впустит тебя.

— Спасибо, — протянула Никс, забирая ярко-розовую бумажку и вглядываясь в причудливые каракули, украшенные аляповатыми вензелями.

— Как насчет сытного холостяцкого завтрака?

Частные дома кончились, кончился и покосившийся серый забор. Впереди Никс узрела знакомый уже филиал академии — то самое странное старинное здание, ветхое на вид, причудливо выкрашенное блоками в разные вылинявшие цвета, а внутри больше похожее на лабиринт, чем на учебное заведение.

Издалека было видно, что у входа толпятся в изобилии люди.

— Ну, вот и академия, спасибо, что проводил, — сказала Никс, обращаясь к Рину.

— Дальше не надо? — спросил он как-то загадочно.

Никс замялась.

— Ну, и вообще спасибо. Ты мне очень помог. Даже и не знаю… даже, наверное, я теперь твой должник.

Всю дорогу от дома на холме, что в старом городе, до здания академии они разговаривали. Разговор был легким и ни к чему не обязывающим, и, на удивление, клеился. Рина внезапно заинтересовало, какой же факультет из предложенных гильдией выбрала Никс, и та не смогла удержаться и стала рассказывать с горящими глазами, как она благодарна судьбе хотя бы за эту поблажку, и как надеется, что сможет преуспеть в выбранном направлении. Она рассказала о гончарном кружке, который посещала, еще учась в Змеиной Косе, и о своих попытках выжигать по дереву, и про бусы из обтесанных морем стеклышек и ракушек, которые делала в детстве. Она пожаловалась на жутко сложную часть вступительных экзаменов, когда ей пришлось впервые в жизни брать в руки кисточку и акварель, и что в итоге получилось даже не слишком плохо, по крайней мере лучше, чем у трети абитуриентов, но, конечно же, нестерпимо хуже, чем у тех, кто с очевидными способностями к этому делу. Рин одобрительно кивал и говорил, что это довольно необычно, и он почти не знает людей, поступивших в учебное заведение по зову сердца, особенно в столь юном возрасте. Никс отвечала, что это из-за того, что жизнь в Змеиной Косе неторопливей, чем в городе, и что у нее было много свободного времени для того, чтобы кое-чему научиться, да и к тому же излишняя социализация ей тоже не мешала, отчасти из-за специфики поселка, но по большему счету из-за ее собственного характера.