Край Ветров: Пироманс - [17]

На следующем повороте Рин спросил будто бы между делом:

— А кто тебя научил к незнакомым парням в гости ходить?

— Я не боюсь мужчин, — гордо призналась Никс.

— Вот как.

— Не то что б это было правильно, но уж как есть. К тому же, ты не незнакомый, — добавила она. — Тебя все знают.

Рин ничего на это не ответил — свернул неожиданно куда-то вправо. Никс пришлось поспешить. Переулок, по которому они шли теперь, оказался куда более узким. Он устремлялся вверх так круто, что кое-где даже попадались плоские каменные ступеньки. По мощенке ручейками стекала теплая вода, смывая с насквозь промокших тряпичных босоножек остатки налипшей грязи.

— Тут осторожней иди, — посоветовал Рин, — начинается стекло.

И правда: когда они свернули на очередную улочку, обнаружилось, что вся она устлана стеклянными изразцами — разноцветными, гладкими и шероховатыми, матовыми, щербленными, ромбовидными, квадратными и округлыми, похожими на прозрачную морскую гальку. Умытая дождем, разноцветная мощенка блестела, и каждое отдельное стеклышко казалось вмурованным в землю драгоценным камнем.

Никс засмотрелась на игру цветов и чуть было не навернулась на практически ровном месте, но ловко удержала равновесие, даже ни за что не зацепившись.

Совсем скоро, преодолев пару крутых лестниц, они пришли. Дом — красный, кирпичный, с крышей, покрытой фигурной жестью, был двухэтажным, в маленьком дворике подле него росли орехи и шелковица, невысокий забор оплетала пышная ежевика. Рин передал Никс красный зонт, а сам, разыскав в кармане ключ, коленом придавил металлическую калитку. Завозился, разбираясь с замком.

Никс, приняв тяжелый, на самом-то деле, зонт, стала оглядываться: с трех сторон — похожие обветшалые дома, а дорога идет дальше, куда-то на юг. Слева от дороги — крыши тех домов, что ниже по уступу, а справа — земляной холм, покрытый выжженной травой, на нем — железобетонный столб линии электропередачи, и провода свили себе гнездо у него на самом верху. Подобные опоры можно было разглядеть и дальше, но они, в конце концов, терялись из виду за холмом.

— А что там? — спросила Никс, указывая на дорогу.

— Обрыв, старая водонапорная башня, довоенные развалины, — ответил Рин, открывая дверь во двор. — Заходи.

Дворик был небольшой, усаженный розовыми кустами. К входу в дом вела лестница без перил, сложенная из охристого гладкого камня. Замок на входной двери дался Рину легче, и вот Никс, следуя за ним, ступила опасливо в густой синеватый полумрак, пахнущий сыростью и, почему-то, мятой.

— Проходи, обувь здесь снимай, сейчас тапки дам, — заговорил Рин, поставив пакет с едой на пол и разобравшись со своими ботинками и курткой. Голос его звучал неожиданно тепло, так, что Никс даже удивилась. Да что не так с этим парнем?

Он и правда выдал ей темно-фиолетовые пушистые тапочки.

Потом он какое-то время гипнотизировал свое отражение в старом пыльном зеркале сбоку от двери, щурясь без очков и трогая правую щеку, а когда обернулся, сказал:

— Пойдем на второй этаж, я там живу.

— Снимаешь? — спросила Никс.

— Ага.

— А хозяева где?

— Сейчас нету.

— Ладно.

Никола, оглядываясь по сторонам, прошлепала вслед за Рином по длинному коридору к металлической винтовой лестнице. Когда они поднимались, лестница приглушенно гудела. Вывела она их в узенький, темный коридорчик с единственным мутным окошком в торце. С обеих сторон коридора было по две двери.

— Здесь — уборная, совмещенная, снизу никто не ходит, но быть надо настороже: щеколда заедает, можешь себя нечаянно запереть, — стал рассказывать Рин. — Тут — кладовка, в ней ничего интересного. А здесь вот я живу, а в той комнате — сплю. За свои деньги местечка лучше не найти, да и зачем? Вон, смотри, какой вид из окна.

Вид из окна Николу, выросшую в раздольной Змеиной Косе, где со всех четырех сторон можно разглядеть горизонт, не впечатлил. Но вот внутреннее убранство съемной этой обители показалось ей неожиданным и, более того, странным. Даже, пожалуй, не столько странным, сколько непонятным.

В комнате царил бардак. Он властвовал здесь безраздельно, кое-как отступая лишь в районе окна и створок платяного шкафа. Помещение было набито разномастным барахлом под завязку. Цветастые склянки, прокопченные бока трех высоких кальянов, подсвечники, чайники, чьи-то гипсовые бюсты, часы, сувенирные тарелки, настольные лампы и прочая приметная, разноцветная, металлически-блестящая мелочь оккупировала практически все свободное пространство комнаты. Стройные ряды деревянных полок, занимающие стены от пола и до потолка, тоже не пустовали, ощетинившись пестрыми корешками разноформатных книг.

Так, развернуться среди всех этих вещей, ничего не задев, представилось Николе задачей практически невыполнимой. Лишь приглядевшись чуть-чуть получше, она поняла, что пыли, в общем-то, на цацках и статуэтках не так уж и много, вещи, на самом-то деле, все не такие уж старые и не совсем убитые. Некоторые увиденные здесь штуки ей, по правде говоря, в жизни еще не попадались, и она даже не смогла бы их как-то назвать — просто слов для такого не знала.

На большое, удобное на вид кожаное кресло с широкими подлокотниками был наброшен лоскутный плед. Кресло располагалось возле окна, там же, рядом, был заваленный бумагами и книгами стол, на котором, в окружении пяти грязных кружек, стоял раскрытый, но выключенный ноутбук.