Край Половецкого поля - [34]
В княжьем шатре тихо, а все ж никто не спит. А снаружи гомон все громче.
Шепчет конюший:
— Пора!
И первый, приподняв полу шатра, наружу выполз. За ним и Игорь Святославич, и Алешка, и Вахрушка ползут. Незамеченными добрались они до речки, бросились в воду, переплыли реку. А на том берегу встречает их Овлур с конями.
Коней у него на поводу три, а реку-то четверо переплыли!
Князь говорит:
— Нам время терять нельзя, не послали бы за нами погони. Алеша, твой конь посильней будет, чем у конюшего. Он двоих шутя снесет. Посади Вахрушку ксебе в седло, догонишь нас.
Ускакал князь, конюший и Овлур.
Вахрушка хочет ногу в стремя вдеть, взобраться на коня. А Алешка коня за повод дергает, не дает сесть. Вахрушка тянется, цепляется за седло.
Исказилось Алешкино красивое лицо, узнать нельзя. Шипит:
— Пусти, говорю! Под нами двоими коню быстро не побежать, отстанет. Догонят нас половцы, обоих убьют. Лучше хоть мне одному спастись.
— Алеша! — молит Вахрушка.
Тут как ударит его Алешка кулаком промеж глаз. Отшатнулся Вахрушка, седло отпустил. Алешка стегнул коня и понесся догонять князя.
Глава четырнадцатая КУПЦЫ
Топот Алешкиного коня затих, а Вахрушка все еще стоял на том же месте, изумленный и обиженный. Но не такой он был человек, чтобы долго обиду лелеять. Он тряхнул головой и стал думать, как ему теперь на перепутье быть, какую судьбу выбрать.
«Налево пойду, в половецкий стан, — думал он, — там меня в отместку за князя до смерти замучают. Направо пойду, князю вослед, дорога дальняя, а я пеший, с голоду помру. На месте стоять — хватятся половцы князя, погоню пошлют, а я как раз у ней на пути. Схватят меня и опять-таки убьют. Куда ни кинь, всюду клин».
Тут он вторично тряхнул головой, мысли-то в голове и прояснились.
«А на месте стоять, — подумал он, — много не выстоишь. Ночь-то еще в начале. В темноте и прохладе успею подальше отойти. Лучше помереть с голоду, чем под нагайкой».
Вот он и пошел князю вослед.
Долго ли, коротко ли он шел, а вдруг слышит — погоня скачет. Он отошел в сторонку, притаился за кочкой. Они мимо проскакали, только комья земли из-под копыт летят. А Вахрушка встал и дальше себе побрел.
Вот идет он, идет и слышит — погоня возвращается. Едут-то не шибко, меж собой ссорятся, переругиваются. Видно, не поймали Игоря Святославича, далеко успел ускакать.
Проехала погоня, и Вахрушка дальше идет. Вот заря занялась, и видит он — вдали блестит речка. Он к речке пошел, водички напился, спрятался в тростниках и заснул. Больно утомился, всю ночь шагаючи.
Просыпается Вахрушка, а уж в небе первая звезда зажглась. Поднялся Вахрушка, покряхтывает. А ноги-то гудят, а в животе кишки голодом бурчат. Сутки не евши, шутка сказать!
Не такой был человек Вахрушка, чтобы голову повесить и без толку предаться отчаянию. Думает:
«Чем больше пройду, тем меньше останется, а помереть я всегда успею. Дорогой-то ноги разойдутся, сами пойдут».
И в самом деле ноги сами идут, а Вахрушка мысленно далеко унесся, в Михайлово село, к родной матушке.
Идет он, дорогу не различает, то споткнется, то опять выправится. Хоть спал весь день, а к земле тянет, голова от голода кружится. Вот смешались мысли, веки опускаются, а он идет, на ходу дремлет, он идет, одна нога, другая… Он идет, еще идет, пока что идет, кажется, идет…
Поднимает Вахрушка веки. А уже яркое солнце ему в глаза ударило, и чужие лица над ним склонились. Сел Вахрушка, — люди кругом, одежда у них русская, бороды у них русые.
— Где я? — спрашивает Вахрушка.
Тут они ему все объяснили. Купцы они, из дальних стран в родную землю возвращаются. Набрели на него нечаянно, издали в траве не увидели, чуть передний конь об него не споткнулся. Немного бы стороной прошли, не заметили бы его.
Дальше Вахрушка с купцами пошел. У них на конях сумы переметные и слуги с ними, рабы, тяжелые тюки не спине тащат. И на Вахрушку тюк взвалили. Он его несет, за свое пропитание отрабатывает. Уж теперь ему половцы не страшны. Половцы беспрепятственно пропускают купцов сквозь свои земли, сами с ними торговлю ведут, никогда на купцов не нападают.
Купцов-то трое. Один постарше, суровый человек. У него на поясе весы да гирьки, деньги взвешивать, деньги по весу идут. Он всему делу глава. А двое молодых — те его племянники, веселые такие. Товара они много и распродали и наменяли, возвращаются с прибылью и с собой дорогие товары везут. Как тут не веселиться?
Каждый вечер разожгут костры, ужин готовят, вино пьют. Один гусли себе на колени положит, струны перебирает, плясовую играет. С хмелю-то ему, наверно, кажется, что и звезды небесные, распустив рукава, под его напев по широкой дороге — по Млечному Пути хороводы водят, сам месяц рогатый вприсядку пошел.
А наскучат ему гусли, они кости игральные достанут, всю ночь напролет друг друга обыгрывают. Монеты золотые и серебряные, деньга персидские, византийские и немецкие, тюки с товаром ставят, проигрывают да отыгрывают.
Старший-то купец на племянников любуется, а сам за порядком следит. Днем дорогу указывает, вечером место для стоянки выберет, товар от ночной росы велит укрывать, слуг и рабов в страхе и повиновении держит.
