Край навылет - [31]
– Мне кажется, в Штатах может возникнуть правовая проблема?
– Нет, вообще-то я намерен искать на запуск проекта «Профапо».
– Какой-то, э, рекреационный наркотик?
– Противодействие фантомному ПО.
– Постойте, вы же вроде как за фантомное ПО, с чего бы против?
– Сами строим, сами выводим из строя. Вы хмуритесь. Мы тут за гранью добра и зла, технология – она нейтральна, э?
Вернувшись в полуподвальную берлогу Феликса как раз к вечернему кино по Телевизионной Сети Коренного Населения, чья фильмотека содержит все когда-либо снятые фильмы Кину Ривза, включая, тем вечером, личный фаворит Феликса, «Джонни-мнемоник» (1995). Они покурили травы, заказали монреальскую пиццу, обложенную малоизвестными видами колбас, увлеклись кино, и Ничего, как выразилась бы Хайди, Не Было, вот только пару дней спустя Максин летела обратно в Нью-Йорк с досье на Випа Уппероса намного упитаннее, чем то, с которым вылетала, и налоговая контора прикинула, что деньги были потрачены с толком.
Затем, много месяцев, от них тишина, как вдруг вот снова Эксел.
– Просто хотел тебе сообщить, что жопа Випа – трава, и газонокосилка Финансов готова предъявить на нее права.
– Спасибо за бюллетень, а то я ночей не сплю.
– Контора ОП запускает бумаги в производство, вот прямо пока мы говорим. Нам по-прежнему нужна всего парочка деталей. Типа, где он. Ты, случайно, не знаешь?
– Мы с Випом не то чтобы шмузили, Эксел. Ничоссе. Стоит девушке разок улыбнуться важному свидетелю, как всем что ни попадя на ум взбредает.
Нисхождение в сон сегодня спиралевидно и медленно. Как люди с бессонницей вновь перебирают всякие мелодии и тексты песен своей юности, так Максин все время по кругу возвращается к Реджу Деспарду, опять и опять на борт «Аристида Ольта», к тому худому парнишке с огоньком во взгляде, что непоколебимо улыбался в жалкой повседневной рутине независимого кинематографиста, которому недостает связей. Надеяться, что его проект с «хэшеварзами» окажется не слишком для него кошмарным, – это плескаться в теплой ванне отрицания очевидного. Тут заваривается что-то еще, Редж точно знал, кому принести дело с таким ярлыком, в Максин он врубился верно, знал, что ей станет плюс-минус так же тревожно, как ему на периметрах обычной алчности, за которые заступают, когда паровозы ночи и напускного забвения, на рельсах, пыхтят, набирая скорость…
В кой миг, перед самым переходом к ФБС[43], звонит телефон, и это оказывается сам Редж.
– Это уже не кино, Макси.
– Насколько спозаранку ты собираешься завтра вставать, Редж? – Или, иными словами, тут у нас середка, блядь, ночи.
– Спать сегодня вообще не придется.
Что значит, и Максин не светит. Потому они встречаются за очень ранним завтраком в круглосуточной украинской забегаловке в Восточной Деревне. Редж в дальнем заднем углу, ковыряет, себя не помня, в своем «ПауэрБуке». Летняя пора, пока не слишком духота или ужас, но он весь в поту.
– Говенно выглядишь, Редж, что случилось?
– Технически, – убирая руки от клавы, – мне полагается свободный доступ по всем «хэшеварзам», правильно? Только я всегда знал, что у меня его нет. Ну, вот вчера наконец я зашел не в ту дверь.
– Ты уверен, что она была не заперта и ты язычок замка не отжал?
– Ну, ей и не полагалось быть запертой, табличка на двери гласила «Туалет».
– Значит, ты нелегально вошел в…
– Короче. Такая комната, в ней никакого фаянса, похожа на лабу, испытательные стенды, оборудование и прочая срань, кабели, разъемы, детали и персонал под какой-то наряд-заказ, про который я быстро понимаю, что ничего не хочу об этом знать. Плюс как раз тут замечаю, что там повсюду лопочут эти эй-рабы, и как только я в дверь, они тут же затыкаются.
– Как ты понял, что это арабы, у них прикиды, верблюды, что?
– Похоже на арабский, когда говорили, уж точно не англы и не китайцы, а когда я им помахал типа «Ё, мои негритосы песков, чё как…»
– Редж.
– Ну, скорее вроде «Ayn al-hammam», где у вас тубзик, и тут один из них подходит такой, ледяной, вежливый: «Вы туалет ищете, сэр?» Другие что-то бормочут, но никто в меня не стреляет.
– Камеру они увидели?
– Трудно сказать. Через пять минут меня вызывают в кабинет к самому́ Большому Отморозку, он первым делом желает знать, успел ли я заснять эту комнату или парней в ней. Я ему говорю, нет. Вру, конечно… А он такой: «Потому что если успели, вам нужно будет отдать этот материал мне». Такое вот «нужно», как, типа, когда копы тебе говорят, что «нужно» отойти на шаг от машины. Тут-то я и начал бояться. Пожалел, что вообще с этим блядским проектом связался, чесслово.
– А что эти ребята делали? Собирали бомбу?
– Надеюсь, нет. Вокруг валялось слишком много печатных плат. Бомба с таким количеством встроенной логики? Неполадки на линии.
– Можно посмотреть материал?
– Запишу тебе на диск.
– Эрик видел?
– Пока нет, он патрулирует как раз сейчас, где-то на границе Бруклина-Куинза, делая вид, будто он торчок и кат хочет себе срастить. А на самом деле ищет хавалдара Мроза.
– Чего это он вдруг такой целеустремленный?
– Думаю, дело в сроще, но стараюсь не спрашивать.
Она в ду́ше, стремится прозреть, когда кто-то сует голову за занавеску и принимается издавать пронзительные звуковые эффекты «ии-ии-ии» сцены в душе из «Психопата» (1960). Было время, когда она б завизжала, с ней случился бы какой-нибудь припадок, но теперь, признав некий юмор этого замысла, она лишь бормочет:
Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Герои Пинчона традиционно одержимы темами вселенского заговора и социальной паранойи, поиском тайных пружин истории. В сборнике ранней прозы «неподражаемого рассказчика историй, происходящих из темного подполья нашего воображения» (Guardian) мы наблюдаем «гениальный талант на старте» (New Republic)
Грандиозный постмодернистский эпос, величайший антивоенный роман, злейшая сатира, трагедия, фарс, психоделический вояж энциклопедиста, бежавшего из бурлескной комедии в преисподнюю Европы времен Второй мировой войны, — на «Радугу тяготения» Томаса Пинчона можно навесить сколько угодно ярлыков, и ни один не прояснит, что такое этот роман на самом деле. Для второй половины XX века он стал тем же, чем первые полвека был «Улисс» Джеймса Джойса. Вот уже четыре десятилетия читатели разбирают «Радугу тяготения» на детали, по сей день открывают новые смыслы, но единственное универсальное прочтение по-прежнему остается замечательно недостижимым.
В очередном томе сочинений Томаса Пинчона (р. 1937) представлен впервые переведенный на русский его первый роман "V."(1963), ставший заметным явлением американской литературы XX века и удостоенный Фолкнеровской премии за лучший дебют. Эта книга написана писателем, мастерски владеющим различными стилями и увлекательно выстраивающим сюжет. Интрига"V." строится вокруг поисков загадочной женщины, имя которой начинается на букву V. Из Америки конца 1950-х годов ее следы ведут в предшествующие десятилетия и в различные страны, а ее поиски становятся исследованием смысла истории.
«На день погребения моего» - эпический исторический роман Томаса Пинчона, опубликованный в 2006 году. Действие романа происходит в период между Всемирной выставкой в Чикаго 1893 года и временем сразу после Первой мировой войны. Значительный состав персонажей, разбросанных по США, Европе и Мексике, Центральной Азии, Африки и даже Сибири во время таинственного Тунгусского события, включает анархистов, воздухоплавателей, игроков, наркоманов, корпоративных магнатов, декадентов, математиков, безумных ученых, шаманов, экстрасенсов и фокусников, шпионов, детективов, авантюристов и наемных стрелков. Своими фантасмагорическими персонажами и калейдоскопическим сюжетом роман противостоит миру неминуемой угрозы, безудержной жадности корпораций, фальшивой религиозности, идиотской беспомощности, и злых намерений в высших эшелонах власти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Томас Пинчон (р. 1937) – один из наиболее интересных, значительных и цитируемых представителей постмодернистской литературы США на русском языке не публиковался (за исключением одного рассказа). "Выкрикиватся лот 49" (1966) – интеллектуальный роман тайн удачно дополняется ранними рассказами писателя, позволяющими проследить зарождение уникального стиля одного из основателей жанра "черного юмора".Произведение Пинчона – "Выкрикивается лот 49" (1966) – можно считать пародией на готический роман. Героиня Эдипа Маас после смерти бывшего любовника становится наследницей его состояния.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.