Край бесконечности - [44]

Хозяева рассказали Мэй, что большая часть клана переселилась в другие места. В Париж, на большую ферму вакуумных организмов на Рее, на Марс, на Титан. Есть группа, живущая на Нептуне, в поселении, построенном Мэйси Минно и ее спутником, бежавшими из системы Сатурна в начале Тихой Войны. Старый купол, по словам его жителей, все больше напоминал музей. Хранилище сувениров, оставшихся от богатого историями прошлого клана.

Мастерская Тьерри уже стала частью этого прошлого. Две кирпичные печи для обжига, мощеная квадратная площадка, прикрытая наклонным брезентовым навесом, чтобы не попадал дождь, изредка проливавшийся под куполом механизмами климатического контроля. Гончарный круг с седловидной табуреткой. Изрезанный стол. Инструменты и кисти, лежащие там, где он их бросил. Аккуратно помеченные тюбики со шликером, баночки глазури, шарики глины. Выпачканная глиной мойка под водопроводным стояком. Лекси рассказала Мэй, что Тьерри добывал глину на месте старого метеоритного удара. Древнейшая порода возрастом в миллиарды лет, очищенная, чтобы удалить смолы и другую органику.

Оконченные работы были выставлены на стеллаже. Тарелки в виде полумесяцев, покрытые полосатой черно-белой глазурью и изображающие сегменты колец Сатурна. Чаши в форме кратеров. Квадратные блюда с рельефным изображением участков поверхности Дионы и других лун. Кратеры, гребни, обрывы. Тарелки, испещренные черными фигурками на белом фоне, контрастные, как теневая и освещенная половинки Япета [11]. Вазы в форме лун-пастухов. Обломки неправильной формы в толстом слое белой глазури – частицы колец. Полоса коричневой глазури с выстроившимися вдоль нее фигурками снеговиков…

Все это очень отличалось от того, что Тьерри делал для туристов, но хранило его узнаваемый почерк. И, по словам Лекси, оставалось весьма востребованным. В отличие от большинства художников с окраин Солнечной системы, Тьерри не занимался постоянным поиском спонсоров, не собирал пожертвований, не работал на заказ и не показывал своих работ желающим на всех стадиях. Он не верил в демократизацию творческой деятельности. Он не был открыт для предложений. Его работа была очень личной, очень интимной. Он не любил говорить о ней. Никого не подпускал к этой части своей личности. В конце концов, говорила Лекси, эта скрытность и отдалила их, но она шла на пользу репутации художника. Люди были заинтригованы его работой, его восприятием пейзажей лун Сатурна, его взглядом постороннего именно потому, что он не хотел ничего объяснять. Тьерри получил за свою керамику множество призов и похвал – репутация такого рода легко поддается переводу в деньги, но он не потратил почти ничего. Ему хватало самой работы. Мэй мало что поняла, но ей вновь вспомнились статуи из песка. Она спросила, был ли отец счастлив, но никто как будто не мог ответить на этот вопрос.

– Похоже, что он был счастлив, когда работал, – заметил патриарх поселения Рори Джонс.

– Он мало с кем разговаривал, – добавил кто-то еще.

– Он любил одиночество, – сказала Лекси. – Я не хочу сказать, что он был эгоистом. Хотя, может, и был. Но в основном его жизнь шла у него в голове.

– Он сделал наше поселение своим домом, – сказал Рори Джонс, – и мы с радостью позволили ему здесь жить.

Освещавшие купол люстры потускнели, наступили сумерки. Большинство детей и многие взрослые отправились спать. Те, кто остался, сидели вокруг костра, разведенного в очаге из метеоритного камня, передавали по кругу флягу с вином из жимолости и рассказывали Мэй истории о жизни ее отца на Дионе.

В один год он обошел вокруг Дионы пешком – путешествие длиной около семи тысяч километров. С абсолютным минимум запасов Тьерри переходил от укрытия к укрытию, от поселения к поселению. Оставался в каждом на день, или на десять дней, или на двадцать; затем шел дальше. Обойти планету – это больше, чем просто исследовать или понять ее, говорили хозяева Мэй. Это своего рода способ воссоздать ее. Сделать реальной. Образовать с ней связи. Далеко не все пришлые обходили их мир, но те, кто сделал это, считались добродетельными, и отец Мэй был из таких.

– Большинство гостей осматривают только то, о чем знают заранее, – сказала Мэй одна женщина. – Знаменитые виды, знаменитые святыни и оазисы. Совсем немногие поднимаются по ледяным обрывам Падуанской впадины. А ведь это очень зрелищные места. Четыре-пять километров высотой. Прекрасный вид с вершины. Но мы предпочитаем собственные маршруты, по гребням и валам, которые вы едва ли заметите, пролетев над ними. Недалеко отсюда есть очень сложный подъем – в маленьком кратере, который военные в Тихую Войну использовали под свалку. Одолев его, получаешь в награду не красивые виды, а испытание себя, познание собственных границ. Ваш отец понимал это. Он не был «бегуном по кольцам».

Эта случайная фраза повлекла за собой очередной рассказ. Оказывается, на другом спутнике Сатурна, Мимасе, существует традиция проводить соревнования по кругосветному бегу вдоль экватора. Это случается раз в четыре года, и даже простое участие в таких соревнованиях – большая честь. Вскоре после окончания Тихой Войны на Мимас прибыла знаменитая спортсменка Сони Шумейкер, твердо решившая выиграть забег. Она год тренировалась на земной Луне, купила специальный скафандр ручной работы у одного из лучших портных в Камелоте. Как и все остальные участники, она прошла отборочные соревнования: требовалось обежать центральный пик в кратере Артура не дольше чем за сто двадцать часов. Пятьдесят дней спустя она приступила к соревнованиям, имея самый низкий рейтинг из тридцати восьми участников.