Краткая записка о странниках или бегунах - [3]

По справкам, наведенным следственною комиссиею еще в 1850 году, в 14 приходах 1-го стана Ярославского уезда, из 17930 прихожан, бывших у исповеди и у Св. причастия, считалось только 4300, бывающих у одной исповеди 1180; остальные же не бывают ни у причастия, ни у исповеди. Когда, при производстве следствия в Ярославском уезде, я в первый раз узнал, что крестьяне, называя себя православными, уклоняются от причастия, и недоумевал, какие тому причины, – тогда один из них (крестьянин деревни Исакова, недавно перешедший в филипповское согласие) объяснил мне, что это все «колеблющиеся», из которых с каждым годом немало лиц отпадает в какую-нибудь раскольническую секту; что он сам долго был из числа этих колеблющихся, или – лучше сказать – равнодушных к православной церкви. На вопрос мой, отчего же происходит это равнодушие? – он чистосердечно отвечал: «От того, батюшка, что попы ваши стали народу уже чересчур не любы». Этот ответ даже подписан им и находится в подлинном деле.

Священники охотнее выбирают те приходы, где много раскольников, ибо раскольники платят щедро за то, чтоб они не преследовали их и записывали православными. Мне чистосердечно сознавались в этом сами священники; да и в подлинном деле можно найти много несомненных тому доказательств. Священники сельские знакомы с расколом гораздо менее всякого чиновника Министерства внутренних дел, имевшего дело с раскольниками. Не говоря уже о том, что всякий начитанный раскольник загоняет в споре любого сельского священника, часто невежество последнего (относительно истории и оттенков различных сект) лишает его возможности следить и изучать раскол на месте. Это происходит частью оттого, что все богатство материалов для изучения раскола в России сосредоточено в Министерстве внутренних дел, где дела о расколе производятся «секретно», «весьма секретно» и «совершенно секретно» и недоступны ни для ученого, ни для действующего духовного сословия.

Я сказал также, что в возникновении новых сект, в расширении пределов раскола участвует потребность умственной деятельности. Действительно, дичась просвещения, проповедуемого правительством, или вовсе лишенные возможности просвещаться свободно и безбоязненно, крестьяне, одаренные духовными талантами и жаждущие приложить свои силы к трудам умственным, при недоверии к обществу, правительству и духовенству, большею частою обращаются в раскол, представляющий им обширное поле для деятельности. Они покидают места своего жительства и бегут к раскольникам, в леса и пустыни, где находят особого рода общества людей ученых, то есть начитанных, обширные библиотеки, читателей, издателей, переписчиков и все пособия для свободного общения мысли и слова.

Один молодой, даровитый раскольник, дворовый человек, бежавший от помещика своего в Пошехонские леса, но впоследствии пойманный полициею, отвечал на вопросы о причинах побега почти теми же словами, какими говорит раскольническая песня:

Душа своей пищи дожидается,

Душе надо жажду утолити,

Потщися душу свою гладну не оставити.

Так почти говорил и он, и никак не хотел верить словам чиновников земской полиции, что у него не просто душа, а душа крепостная и ревизская, которой по закону никакой духовной пищи и свободного просвещения не полагается.

Какие же последствия такого положения дел?

Многие возражают, что разврат, сильно распространенный между раскольниками беспоповщинских сект, постепенная уступка соблазнам и выгоды житейские ослабляют силу раскола, как протеста. Это мнение справедливо, но мы уже представили доказательства, что, несмотря ни на разврат, ни на равнодушие к вопросам религиозным, число раскольников усиливается с каждым годом. Соблазн и разврат, с некоторым просвещением, действительно делают их равнодушными к вопросам о двуперстном или трехперстном сложении, о бороде и платье, – но это равнодушие не приводит их к соединению с православною церковью. Напротив того, расставшись с прежними верованиями и постоянно чуждаясь церкви сколько по привычке, столько же и потому, что духовенство не внушает им никакого к ней уважения, они становятся просто неверующими, сохраняя однако тот же союз между собою, те же отношения к правительству. Впрочем, примеры разврата, встречающиеся между раскольниками, не всегда доказывают неискренность их религиозных убеждений. Были случаи, что известные своим распутным поведением раскольники, при преследованиях правительства, делались ожесточенными и строгими фанатиками. Раскольник страннической секты Дементий Петров, проводивший жизнь, хотя и в бегах, однако довольно изнеженно и распутно, виновный даже в убийстве одного из сектаторов, будучи взят под стражу, решился оправдать себя во мнении своих собратий твердыми ответами перед судилищем антихристовым и, отвергая всякую пишу, довел себя до чахотки и умер. Другой раскольник, наставник секты Мокей Федоров, уже старик, взятый в кабаке с любовницею своею, странницею же, беглой крестьянкой, на допросе перед следователем также явил пример необыкновенной твердости в ответах.

Впрочем, если раскол исчезнет, породив в наследство себе – неверие, двоедушие, лицемерие, разврат и корысть, с отвращением к церкви и с недоверием к обществу и правительству, – выгоднее ли будет это для России? Можно ли будет тогда торжествовать одержанную над расколом победу?