Краткая книга прощаний - [3]

Про Василия

У моей дальней родственницы были индоутки. И летать они не умели. А Василий выпил, и они у него залетали. Забравшись на крышу, он доставал их по одной из мешка и запускал, как голубей.

Три полетели, остальные разбились.

Вот такая история.

Усталость

Познакомились в купе. Сошли с поезда ночью. Сели на такси. Дома легли спать. Через четыре года он умер от рака легких. Еще через восемь она уехала в Канаду жить.

В Канаде очень много озер, голубых, как глаза ее первого мужа. Она очень устает на работе.

Беготня

На рыбалке Николай заснул. Вдруг проснулся и засобирался домой. По дороге упал с мотоцикла и сломал ногу.

Нога срастается плохо. На ней, как грибы на дереве, стоят аппараты Елизарова, из нее вырастают железные спицы.

Трудно доктору Иванчикову с таким пациентом.

Качели

Моего друга задавила жаба.

Она толстая, от земли метр тридцать, глаза требовательные.

Выходя из дома, он всюду ее берет с собой. Так они и ходят: человек и его жаба.

Интересно, что кто-то из них двоих всегда грустный.

Корабли

Костик женился на Марии пять лет назад.

Племянница у Марии — Тося. Каждое утро делает зарядку во дворе.

Костик заметил, что у нее на трусиках корабли. Однажды Костик взял и пригласил Тосю в кино. Теперь у них любовный треугольник.

На огороде

Чиновница Элеонора Майская приехала на дачу утром во вторник, намереваясь, видимо, пробыть здесь дня два.

Ее муж, Майский, не приехал, и стало скучно.

В саду она наткнулась на лопату и отправилась копать огород.

В огороде стоял Заболот с ружьем и плакал. Его мучила эта жизнь, в которой так мало места для мужества.

Первый раз за долгие месяцы Заболот помылся по-человечески, в ванной.

Природа

Разводить пчел очень выгодно. Полезно пить по утрам теплую воду. Хорошо, когда воздух, бодрящ и свеж, омывает усталые члены.

Используют и купания. При отсутствии в доме гантелей достаточны и упражнения с собственным весом. Боже упаси есть пестициды. От стрессов же человек мрет. Невыносимы страдания больных.

Слезы омолаживают — это доказано.

Интересно, что все это в природе человеческой, — и собаки, и кошки, и самый распоследний цветок.

Октябрь

Коты размножаются ночью. Люди же, практически, всегда.

В этом вся разница.

Одно только и есть, что валериана и водка. Где же и искать счастья, если не в забвении?

Когда?

Николай настроил гитару и запел. Гости вздрогнули и сомкнули ряды. Желтая лампочка на сорок ватт светила им в лица.

После ели картошку с сырным салатом и селедкой.

Когда все закончилось, Николай в халате пошел выносить из квартиры мусор.

На улице дуло, сумерки трещали от разрядов близкой грозы.

— Мамочка родная, — подумал он, — разглядывая яркие окна, — когда же я поумнею.

Подруги

— Ну давай будем просто друзьями? — сказала она ему.

— Действительно, — сказал Заболот, — хрен ли нам не подружить теперь?

По воздуху летели паутинки. Тепло было, страсть. Через полгода, в осенние холода, поехал Заболот на базар в город и в мясных рядах столкнулся с нею.

— Привет, — сказал он, — все питаешься?

— Ох, — сказала она и, жалобно выпучив глаза, зарыдала.

В парке под мелким дождиком они из пластмассовых стаканчиков пили водку «Смирнов» со свежей карамелью.

Свою дачу Майские продали зимой, и за отдельную плату Заболот с остервенением забрасывал в крытую машину заснеженные стулья.

Красота

На Псковской дом восемь умерла старуха. Родственники заплакали, забил в барабан оркестр.

Поминать водили в три смены. Значит так. В первую сели те, кто помогал. Дали суп горячий, колбаску, пирожки, сырок.

Вторыми пошли соседи и подруги покойной. Эти сидели дольше, однако уходили не веселясь.

На вечер усадили родственников.

Брат покойницы, седой старик в роговых очках, встал и сказал слово.

— Сестра моя в молодости была красавица. А я вот ее пережил.

Он постоял, подумал, пожевал губами. Рюмка в его руках накренилась было, но он выровнял ее и, оглядев накрытый стол, неожиданно добавил с тоскою:

— Эх ты, красота-красота…

Луна над деревней в час, когда Николай умирал от жажды

Шел сильнейший, даже по нашим временам, снегопад. Он валил, пер просто, я не знаю…

С неба валились глыбы. Бух, трах, ах, ах…

Валило заборы, часовни, деревья. Мужики по избам, дети по лавкам, бабы по окнам.

На избе Николая висела табличка: «Председатель общины».

У распахнутых настежь дверей стоял Николай и сумрачно созерцал снежное наводнение. В недрах дома сидела жена-красавица и читала книги. В доме же кончилась водка.

— Ни луны, ни водки, — горько заметил председатель общины и тихо закрыл за собою дверь.

Чай

Грушенька играла «Рондо каприччиозо» Сен-Санса. Играла не по-девичьи, по-мужски. Ух, блин, как она играла. Скрипочка в ее руках кричала и пела, как ангел, узнавший сомнение. Выпускная комиссия, как спятивший луноход, съежилась в углу и топорщилась очками.

Тяжелые плотные шторы шевелил туман, лезший из окна. Душно, август, еще эти, как их, рододендроны. Серый моросящий воздух налип на окна…

* * *

Профессор Бершадский Генрих Эммануилович был уже слишком стар для подобных стрессов. От игры этой молодой и красивой женщины ему стало страшновато и тоскливо. Будто смерть увидел.

Едва дожив до тишины, он встал и, не прощаясь, ушел из класса, из консерватории. Тихо поблескивая очками, перешел бульвар и пешком взобрался на пятый этаж. Отдышавшись, открыл дверь и, войдя в прихожую, внезапно заплакал. Плакал он, чуть постанывая, указательным пальцем утирал слезы.