Краткая история денег - [6]

Его крупный венгерский последователь Шандор Ференц расставляет точки над «i»: «деньги – не что иное, как дезодорированный экскремент… Детская и иррациональная любовь к экскрементам на подсознательном уровне определяет и нерациональную страсть взрослых к деньгам».

Но вообще последователи фрейдизма и некоторые другие тезисы выдвигали – связывали деньги с имманентной агрессивностью, видели некие фаллические коннотации и даже ассоциировали «ликвидность» с мочеиспусканием.

Не знаю, как вам, читатели, но мне эти сравнения не кажутся слишком убедительными. Но вот что интересно: и эта школа человеческой мысли явно согласна с глубинной, экзистенциальной сущностью денег, с тем, что они имеют отношение к сокровенным глубинам человеческого естества. Нет, это точно не бумажки для прикуривания и разжигания костров…

И обратите внимание – не только философы, но и многие экономисты пытаются определить деньги все через какие-то метафоры («экскременты» – метафора, но ведь и слова «инструмент» или «товар» тоже в своем роде – художественные сравнения). Само по себе это не страшно, как говорил французский философ Поль Валери, всякое понимание, в конце концов, есть уподобление. Но в том-то и проблема, что деньги ни на что полностью не похожи!

Ощущая несовершенство, неполноту, некоторую расплывчатость определений, многие пишущие на эту тему прибегали к одному и тому же приему – для объяснения природы денег возвращались к их истории. Не совсем честный прием, подмена логики и анализа последовательным изложением фактов. По-акынски – что вижу, то и описываю. Что происходило, то и перескажу. Но это, видимо, неизбежно. Человеческое сознание так устроено, что ему легче осознать сложное в развитии от простого. Кроме того, деньги – это не только и не столько предмет. Деньги – это прежде всего процесс.

От натурального обмена к «матери всех извращений»

Зуб за зуб, око за око – вполне эквивалентный обмен. Однако достаточно рано в истории человечества начинает появляться его экономический вариант: у германцев слово «вергельд» обозначало компенсацию золотом за убийство или причинение тяжких телесных повреждений. Подобные «штрафы» в денежной форме практиковались и в более древних цивилизациях. Кроме того, на самых ранних этапах нужно было осуществлять достаточно сложные обмены – например, при разделе наследства, покупке невест (надо было накопить много скота – не очень практично), не говоря уж о межплеменной торговле участками для охоты.

Мы привыкли думать, что появлению денег четко предшествовала эпоха натурального обмена – бартера. Дай мне, чего ты там выковал, а я тебе дам то, что я вырастил. Или сшил. Понятно, что для высокоорганизованного общества бартер не удобен. Вырастив яблоки, нуждающийся в обуви садовник должен найти не простого, а охочего именно до этих фруктов сапожника и притом не имеющего других более важных и срочных потребностей. А то вдруг тому срочно нужен новый кафтан или дрова, или вообще семья большая, произведенных сапог еле на хлеб хватает… И тю-тю, сгнили яблоки…

Знаменитый экономист XIX века Уильям Джевонс описал злоключения парижской оперной певицы, некоей мадемуазель Зели, которую занесло на полинезийские Острова Сообщества.

Ее выступление произвело сенсацию – местные жители готовы были отдать чуть ли не все, что имели, за возможность увидеть и услышать нечто столь экзотическое – для них это был первый и последний шанс в жизни. Треть феноменальных сборов досталась певице, а именно: три свиньи, двадцать три индейки, сорок четыре цыпленка, пять тысяч кокосов и бессчетное число бананов, лимонов и апельсинов. Певица скормила фрукты свиньям – а что еще она могла со всем этим богатством сделать? Разве что раздать местной бедноте – но неизвестно, как на это реагировало бы местное общественное мнение… Между тем у себя на родине певица немалые деньги могла бы за все это богатство выручить! Но как все это прикажете транспортировать? Без денежного эквивалента трансформировать гонорар во что-либо полезное оказалось невозможно.

Джевонс приводит этот пример в качестве доказательства крайней непрактичности бартера. И бог с ней, с Зели, ее случай все же анекдотичен, результат столкновения разных культур и эпох. Важнее то, что и в самых примитивных обществах неизбежно совпадение так называемого «двойного бартера», когда садовник, чтобы получить сапоги, должен сначала выменять яблоки на пшеницу или еще что-нибудь требующееся сапожнику. Ясно, что двойным бартером дело не всегда обойдется, иногда потребуется тройной или четверной обмен и так далее.

Ситуация, кстати, до боли знакомая снабженцам эпохи застоя, которые вынуждены были рыскать по всему СССР в поисках партнеров по многостороннему обмену. Происходило такое положение от ущербности советских денег, не способных полностью выполнять товарообменную функцию (но об этом подробнее в главе, посвященной советскому рублю).

В советское время бартер помогал и внешней торговле. «Натуральный обмен» между странами «победившего социализма» и миром капитализма принял такие масштабы, что на Западе стали созывать регулярные научные конференции, посвященные этому методу экономической деятельности, публиковать аналитические работы на эту тему.