Краткая история цифровизации - [46]

Я и сам помню, как где-то в 2015 году начал обретать свои очертания еще не до конца сформулированный общественный протест – но не на уровне критических дискуссий, а уже на уровне насильственного сопротивления. Первыми появились исламские фундаменталисты, объявившие себя врагами нового мира, но почему-то распространявшие свои агитационные ролики в YouTube. Вскоре фундаментализм стал мейнстримом, и сегодня существует сразу несколько враждебных друг другу учений, адепты которых утверждают, что именно их информационная идентичность больше всех достойна сохранения. Лично я давно перестал следить за этой идеологической возней. Да, говорить о закате цивилизации как о неизбежности, неумолимом роке и данности сегодня стало общим местом, однако всё это кажется мне каким-то недоразумением и малозначительной орфографической ошибкой.

Иногда, когда я свободен от наблюдения за базиликом, я общаюсь с одним пожилым мужчиной. Слово «пожилой» немного сбивает с толку, ведь, как я выяснил, в действительности он на 10 лет меня моложе, однако говорит он так, как если бы родился в доцифровую эру. Я не знаю, что именно привело его на Марс. Раньше он работал учителем в гимназии, и, судя по всему, это было крайне травматичным для него опытом, потому что он не устает рассказывать мне об интригах целендорфского районного отдела образования и пустоголовости поколения, которое только и умеет, что сидеть в своих гаджетах. Если честно, то наши беседы в основном имеют односторонний характер. Справившись о моем базилике и продемонстрировав свой новый сорт шалфея, он пускается в многословные рассуждения об элитах, не помнящих своей истории, из-за которых, по его мнению, он и оказался здесь, на Марсе, в пустыне среди вечной мерзлоты. Он говорит, что власти принесли в жертву всю страну, нет, всю Европу на алтаре гиперморали. Когда я замечаю, что причина этих событий кроется не в политическом дискурсе, а в отрицании цифровизации как основной движущей силы изменений, он слегка раздраженно меня прерывает и говорит, что западные декаденты даже способствовали дальнейшему развитию цифровизации. «Нет-нет, это вечно ноющее, самодовольное и насквозь самовлюбленное поколение погубило Европу. Вы же, должен сказать со всей ответственностью, – совершенно чуждый миру интеллектуал, вы сидите в своей башне из слоновой кости и даже не представляете себе, с какими ужасами приходилось сталкиваться таким, как я». Он входит в раж и говорит, и говорит, а я размышляю: как же это странно! Получается, что даже здесь, на Марсе, быть чуждым миру неправильно – хотя все всегда только и хотят стать выше принятых в обществе условностей.

Может быть, это удивление в конечном счете и побудило меня написать эту небольшую книгу. Я никак не могу понять, почему общество уделяло так мало внимания той движущей силе, которая открыла перед нашим миром так много возможностей. Почему люди долгие сто лет ломали копья из-за фантомных болей ископаемой энергетики, забывая о цифровой логике? Разве не стоило посвятить себя созданию справедливого и удобного для жизни миропорядка вместо того, чтобы терять время на культурные и религиозные споры? И пока Майер-Ротлуфф (так зовут моего соседа по станции) продолжает на чем свет стоит клеймить «карликов мысли» давно исчезнувшего мира, я утешаю себя тем, что все эти словесные тирады в лучшем случае лишь немного сотрясут воздух под куполом теплицы. Когда в Средние века произошел религиозный раскол, люди тоже столетиями остервенело и безуспешно боролись за возврат к исходным ценностям европейской цивилизации. Пути назад нет, потому что однажды человек просыпается и понимает: всё вокруг изменилось. Это не плохо и не хорошо, это просто данность.

По ночам, когда мне не спится, я подхожу к окну и смотрю на небо. Там едва заметно светятся друг над другом две маленькие точки – Земля и Луна. Здесь, на Марсе, земная жизнь кажется чем-то невообразимо далеким, однако именно мечта о земной жизни привела меня сюда. На Марсе собираются те, кто хочет приблизить рождение нового прекрасного мира, чтобы однажды открыть пошире дверь, глубоко вдохнуть воздух в легкие и в полной мере ощутить, что жизнь прекрасна.