Красота - [23]

Вон эрдельтерьер тащит на поводке тетку. Тетке неинтересно. Она уже не испытывает энтузиазма по поводу окружающей жизни. Вероятно, у нее не такое острое обоняние. Хотя, как раз она всегда учует, что от хозяина пахнет табаком и пивом.

ТВ-6, как всегда, дерьмово показывает. Пусть себе эм-ти-ви блямкает… Турецкая женщина притворяется Майклом Джексоном – звуков мало, а ногами чего выделывает… Для нас даже эм-ти-ви – турецкое…

На кухне в стакане со вчерашней колой плавает разлезшийся таракан. Для чего ему крылья? Вы когда-нибудь видели летающего таракана?

Вот и закончился день Алексея Аверкина. И зачем мы на него столько времени угробили?

Что-то он, впрочем, долго из ванной не возвращается, может, хоть повеситься догадался – было бы нам развлечение минут на пять…

Да нет – валяется себе в ванне, полный рукомойник пепла натряс, булькает глубокомысленно.

Аверки-ин! Ты что себе думаешь? Какого мира судьбы решаешь? Ах, про то, что надо бы борной кислоты купить да тараканов повывести? Ты про это уже пятый год думаешь.

Аверкин, ты не знаешь, зачем мы на тебя столько времени потратили? Зачем все это – борная кислота, тараканы, селедка под шубой, глушитель на веревочке? На хрена, Аверкин, а? Не знаешь, конечно…

Ну да ладно.

Пока. Спокойной ночи.

1998

Красота

Красота

Я потрясающе, фантастически красив.

Моя красота относится к той же категории явлений окружающего мира, что восход солнца на горе Килиманджаро, рисунок созвездий в июльском небе или кудрявые березки во ржи. То есть она вечна и безусловна. Никаких сомнений она вызывать не может.

Каждое утро я стараюсь на нее полюбоваться. Тогда день обязательно будет удачным и светлым, даже если на дворе слякоть и мерзость и денег, как всегда, нету.

Иногда, правда, мне не удается этого сделать. Тут может быть несколько объяснений. Возможно, я вчера выпил лишнего, и глаза с утра открываются с трудом и неполностью. Или зеркало нужно наконец-то протереть. А может быть, лампочка в прихожей опять перегорела. Но, так или иначе, это означает, что день уже пропал, прожит будет наверняка бездарно, и хорошо еще, если морду не набьют.

Каждый день я стараюсь сделать для своей красоты что-нибудь хорошее. То причешусь, то умоюсь. Или хотя бы волосок из бороды выдерну. А в торжественных случаях я натираю свою красоту особой суконкой, чтобы она блестела под лучами солнца. Я даже собираюсь однажды купить для этого специальную пасту, но спешить мне некуда, потому что красота моя и так никуда не денется.

Но на самом деле жить с такой красотой не так уж просто.

Женщины, стыдясь своего ложного совершенства рядом с моими чистыми и прекрасными линиями, уходят к уродливым мужчинам, чтобы блистать на их волосатом и кособоком фоне.

Начальство, остро чувствуя в моем присутствии собственную плешивость и морщинистость, орет на меня, выпучив глаза. Оно не добавляет мне зарплату, не продвигает по службе и вообще грозится уволить.

Милиция, та вообще не может мимо меня спокойно пройти. Она понимает, что такая красота просто так по улице ходить не станет, и наверняка тут не обошлось без мафии или других высших сил. Она долго сличает мою красоту с ее жалким оттиском в измятом паспорте, понимая, что придраться тут не к чему, а вот так взять и отпустить тоже не годится. Потом она со вздохом отдает мне свою, никому не нужную, честь, чтобы, обойдя квартал, снова спросить паспорт.

Все это очень неприятно на самом деле.

Но я не отчаиваюсь. Я знаю, что завтра утром вновь увижу настоящую неподдельную красоту. Если, конечно, лампочка в прихожей не перегорит. А зеркало я сегодня же непременно протру.

Вот приду с работы и протру, для меня это сущий пустяк.

1999

Мысли

Если чему не бывать, то так оно и заведено.

Вот трава растет, а сама не знает. Вот пуля пролетела, а куда? Разбежишься, а вот уже и приехали, здрасьте. Рот пошире разинешь, а закрыть некому. И ничего не попишешь, да и взять откуда? Свое, небось, тоже даром не дается.

Так-то оно так, да не все чужой каравай. Иной раз и свой-то поперек горла. А уж ветра в поле – полные штаны. И откуда что взялось? Раньше и то лучше было. А теперь иной раз так завернет, что хоть из гроба вставай. Хоть святых вон выноси, но и тут меру знай, не то хвать – а там пусто, раньше надо было головой своей думать.

Потому что если все знать наперед, то какой с тебя спрос? Нет, надо так, чтобы в глаза смотреть – и все тебе Божья роса. Чтоб не спрашивали потом, где был, что делал. Жизнь одна, а все кушать просят. Люди же, не звери. Зверю-то что – ни детей у него, ничего, а съел корку хлеба – вот тебе и кров, и дом. А тут – ни сесть, ни встать, до утра так напляшешься, что спасибо сроду не дождешься. Другие, вон, пальцем не шевельнут, а живут как свиньи, на всем готовом.

Если бы все было по справедливости, то у каждого давно бы уже голова в кустах. А так – зубы стиснул, и поминай, как звали.

Вот оно как, если хорошенько подумать. А не подумать – так ведь не поле же перейти? Иному и семь верст не крюк, а не получается, хоть плачь.

Так что если по-людски рассудить, то всем по сусалам и спать от сих до сих. И не гавкать, а то шибко умные все стали.