«Что же мне купить сегодня на ужин…— задумался пан Михл, — опять что-нибудь копченое… От копченого бывает подагра… А если сыр и бананы? Нет, сыр я покупал вчера. Однообразная пища тоже вредна. А сыр ощущаешь в желудке до самого утра. Боже мой, как это глупо, что человеку надо есть».
— Вы уже выбрали? — прервал его размышления продавец, заворачивая в бумагу розовые ломтики ветчины.
Пан Михл вздрогнул и сделал судорожный глоток. Да, конечно, надо что-то выбрать.
— Дайте мне, пожалуй… паштет, — выпалил он, и во рту у него набежала слюна. Паштет, конечно, вот что ему нужно. — Паштет! — решительно повторил он.
— Паштетик, извольте, — защебетал продавец, — какой прикажете — пражский, с трюфелями, печеночный, гусиный или страсбургский?
— Страсбургский, — без колебаний выбрал пан Михл.
— И огурчики?
— Да… и огурчики, — снисходительно согласился пан Михл. — И булку. — Он энергично оглядел магазин, словно выискивая, что еще взять.
— Чего еще изволите? — застыл в настороженном выжидании продавец.
Пан Михл чуть дернул головой, как бы говоря: нет, к сожалению, больше мне взять у вас нечего, не беспокойтесь.
— Ничего, — сказал он вслух. — Сколько я вам должен?
Цена, названная продавцом за красную консервную банку, слегка испугала его.
«Господи, ну и дороговизна, — сокрушался он по дороге домой, — видно, паштет настоящий страсбургский. А ведь я, честное слово, в жизни его не пробовал, но какие безбожные деньги они за него берут! Что поделаешь, иногда ведь хочется паштетика. И не обязательно съедать его весь сразу, — утешал себя пан Михл. — К тому же паштет — тяжелая пища. Оставлю себе и на завтра».
— Ты еще не знаешь, Эман, — интригующе воскликнул пан Михл, отпирая дверь, — что я нынче несу на ужин!
Кот Эман взмахнул хвостом и замяукал.
— Ах ты, негодник, — проговорил пан Михл, — ты тоже не прочь отведать страсбургского паштетика, а? Нет, друг мой, не выйдет. Паштет — дорогая жратва, дружок, я сам его сроду не пробовал. Страсбургский паштет, это, любезный мой, только для гурманов, но, чтоб ты не обижался, дам тебе понюхать.
Пан Михл достал тарелку и не без труда открыл коробку с паштетом, затем взял вечернюю газету и с каким-то торжественным чувством сел ужинать. Кот Эман, как обычно, вспрыгнул на стол, аккуратно подобрал хвост и в нетерпеливом предвкушении вонзал в скатерть коготки передних лап.
— Понюхать тебе дам, — повторил пан Михл, поддев на вилку маленький кусочек паштета. — Чтоб ты знал, как он пахнет. На́.
Эман прижал усы и осторожно, недоверчиво принюхался.
— Что? Не нравится? — раздраженно воскликнул пан Михл. — Такой дорогой паштет, ах ты, олух!
Кот оскалил зубы и, наморщив нос, продолжал обнюхивать паштет.
Пан Михл немного встревожился и сам понюхал паштет.
— Хорошо пахнет, Эман. Ты только принюхайся! Великолепный аромат, чудак.
Эман переступил с лапки на лапку и вонзил когти в скатерть.
— Хочешь кусочек? — спросил пан Михл.
Кот беспокойно дернул хвостом и хрипло мяукнул.
— Что? Что такое? — воскликнул пан Михл. — Ты хочешь сказать, что паштет несвежий?
Он принюхался, но ничего не почувствовал. «Черт его знает, у кота нюх-то получше. А в паштетах бывает, как его, этот… ботулин. Ужасный яд, господи. Без запаха и без всякого вкуса, а человек отравляется». У пана Михла что-то противно сжалось где-то под сердцем. Слава богу, что я еще не взял его в рот. Наверное, кот определил по запаху или инстинктом, что в этом паштете что-то неладно. Лучше я не стану его есть, но уж коли заплачены такие деньги…
— Слушай, Эман, — обратился пан Михл к коту. — Я дам тебе попробовать. Это самый нежный и самый дорогой паштет, настоящий страсбургский. Надо же и тебе попробовать чего-нибудь получше. — Он взял в углу кошачью мисочку и положил в нее кусок паштета. — Кис-кис, поди сюда, Эман!
Эман спрыгнул со стола так, что загудел пол, и, помахивая хвостом, не спеша подошел к своей мисочке, присел и осторожно обнюхал еду.
«Не жрет, — с ужасом подумал пан Михл. — Тухлый».
Хвост Эмана вздрогнул, и понемножку, аккуратно, словно с опаской, кот начал обкусывать паштет.
— Ну вот, видишь, — с облегчением вздохнул пан Михл, — ничего.
Кот доел паштет и стал мыть себе лапкой усы и голову. Пан Михл выжидательно смотрел на кота. «Ну вот, и не отравился, и ничего с ним не случилось».
— Ну, как, — покровительственно воскликнул он. — Вкусно? Ах ты, негодник!
И успокоенный сел за стол. Еще бы, такой дорогой паштет не может быть плохим. Он наклонился над тарелкой и втянул аромат, закрыв глаза от наслаждения. Восхитительный аромат… «А может, отравление ботулином дает себя знать не сразу? — вдруг осенило его. — Того и гляди, у Эмана начнутся судороги…»
Пан Михл отодвинул тарелку и пошел поискать том энциклопедии на Б. «Б… ботулизм, или аллантиазис… проявляется через двадцать четыре или даже через тридцать шесть часов (проклятие!)… следующими признаками: паралич глазных мышц, потеря зрения, сухость в горле, покраснение слизистой, отсутствие выделения слюны (пан Михл непроизвольно проглотил слюну), хриплый голос, отсутствие мочеиспускания и запор, в тяжелых случаях — судороги, паралич и смертельный исход (благодарю покорно!)». У пана Михла как-то отпала охота есть, он спрятал паштет в буфет и стал медленно жевать булку с огурцом. «Бедный Эман, — думал он, — глупое животное, возьмет сожрет испорченный паштет и пропадет как собака».
