Красный замок - [163]

Мы остановились у двери, и я испытала двойственные чувства, когда услышала, как за нами закрылся засов. Не заперли ли нас вместе с Татьяной?

Я оглядела тяжелые покрывала, свисающие с кровати, и складки простыней под ними, по собственному опыту зная, где можно спрятать веревку. Мистер Холмс методично исследовал пространство справа налево. Ирен пару секунд размышляла о чем-то, а потом взглянула вверх. Я проследила, куда она смотрит, и ахнула.

Мерзавка находилась под потолком, как паук в углу! Не могу описать, какой шок вызвал у меня вид человеческого существа в столь неестественной позиции. Зрелище было не для слабонервных, и злобное выражение на лице Татьяны только усилило мой испуг.

– Нужно предупредить охранников о ее акробатических достижениях, – тихонько сказал мистер Холмс. – Она забралась с кресла на стенную панель, оттуда на канделябр, а с него на гипсовую лепнину… Мадам! – позвал он. – Не соизволите ли спуститься для беседы?

– У вас определенно неплохой лондонский акцент для немого дурачка-цыгана, – ответила она.

– Немые дурачки часто оказываются себе на уме. Спускайтесь, – сказал Холмс и шагнул вперед, чтобы помочь ей, но в тот же момент она спрыгнула сама.

Я снова ахнула, подумав, что я бы так не сумела.

Спуск потрясал воображение, словно русская была наполовину обезьяной, наполовину кошкой. Она качнулась на канделябре, приземлилась, перевернувшись в воздухе, на спинку высокого кресла, и затем спрыгнула на пол, мгновенно распрямившись.

– Браво, – сказала Ирен. – Похоже, русский балет, среди прочего, учит преодолевать гравитацию.

Татьяна глубоко поклонилась, почти коснувшись лбом потертого ковра, затем снова выпрямилась во весь свой королевский рост.

– Как вам удалось переманить моих цыган? – спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Как и вам, – ответила Ирен, – золотыми монетами. Только у нас их было больше.

– Ах, вам пришлось потратить свои сбережения, вот жалость.

Я заметила, что примадонна намеренно удержалась от ответа, но он и без того был мне известен, как если бы она произнесла его вслух: сокровища Ирен не измерялись деньгами. Однако нельзя было показать, что атаки Татьяны достигают эффекта.

– Как поживает досточтимый Годфри? – поинтересовалась русская.

Тут в разговор вмешался Шерлок Холмс – то ли желая прекратить нападки на нас с Ирен, то ли стремясь поскорее обратиться к деталям преступлений, трудно сказать.

– Я бы желал подтвердить некоторые предположения относительно культа и вашего участия в нем, а также о роли так называемого Медведя.

– Всегда ли вы получаете желаемое, англичанин в цыганской шкуре? Это ведь ты, Кобра?

Сыщик промолчал.

– Давненько я тебя не видела в собственном обличье. Не оттого ли ты продолжаешь носить маску дикаря. Однако глаза тебя выдают.

– Они выдали и Медведя.

– У него потрясающий взгляд, не правда ли? – оскалилась шпионка. – Такому простолюдину достались столь божественные глаза… может быть, поэтому он и решил удариться в религию. Думаю, он обманулся, но кто я такая, чтобы помешать безграмотному гению отдаваться своим естественным наклонностям?

– Итак, вы следовали за ним, мадам, сначала в Лондон, затем в Париж и Прагу. Почему именно туда?

– Потому что туда стекалось его стадо. – Она с удовольствием посмеялась своим словам и повернулась к Ирен: – Думаете, я не читала о вашей статуе Свободы, посланной французами, певцами свободы, равенства и братства, но рабами политического хаоса? И в чем же тогда заслуга Америки?

– Она «дает приют голодным, оскорбленным», как говорится в стихах, – ответила я фразой из стихотворения, которое упоминала Пинк.

Ирен загадочно улыбнулась:

– Спасение для «униженных, бездомных» Европы. – Она произнесла «униженных, бездомных» так, что фраза прозвучала как почетный титул. – Смысл в том, что изгнанники одной страны – это дар другой стране. Государства, как и любое человеческое сообщество, всегда отторгают необычное, оригинальное и независимое.

– Так произошло и с моим обожаемым Медведем.

Я чуть не подавилась, услышав эти слова русской.

– Бедный крестьянин. С ранних лет проявлял необычные способности. Останавливал кровь раненым животным, например. У него было такое взаимопонимание с лошадьми, что он мог успокоить их словами. Инстинктивно чувствовал воров и много раз указывал всей деревне на преступников.

– Это было в Сибири, мадам? – спросил Шерлок Холмс.

– Я думала, Кобра, ты знаешь только жаркие страны, Афганистан и Индию. Что тебе известно о Сибири?

– Мне известно, что тамошние крестьяне хранят самогон в глиняных бутылях, запечатанных воском, и чтобы их открыть, нужно постучать горлышком о дерево или о стену, – точно такие же бутылки были найдены на местах ритуалов в Париже и Праге. И в Лондоне.

Я увидела напряжение на лице Ирен. Она, как и я, впервые слышала, что аналогичные ужасные ритуалы происходили и в Лондоне. Я заметила, как она искоса глянула на Шерлока Холмса: ей явно не терпелось узнать подробности его расследований в Уайтчепеле.

– Как вам удавалось снабжать Медведя и его последователей сибирской водкой в крупных городах Европы и Британии? – продолжал допрос детектив.