Красный замок - [117]

– Какое же? – спросил Квентин.

Примадонна вздохнула еще более безысходно. Будь мы в театре, ее услышали бы на самой галерке. Даже крысы разбежались по углам, столько театрального отчаяния и тяжкой решимости прозвучало в этом вздохе.

– Нужно немедленно связаться с Майкрофтом Холмсом и сообщить, что нам как можно скорее требуется его брат Шерлок для осмотра места преступления. – Ирен обвела взглядом пещеру, беззвучно кричащую о недавно свершившемся насилии: – И самое обидное, что мистер Холмс наверняка отругает нас за беспорядок, который мы устроили здесь вместе с крысами.

Глава тридцать шестая Наконец-то одна

Затем пьяницы… задрав голову, вливали себе в рот чистую жидкость, распространявшую сладковатый, слегка наркотический запах… затем они вытирали рукавом волосатые рты…

Валентин Катаев. Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона

Кто бы мог подумать, что я буду рада снова оказаться в своей темнице. Меня не огорчил даже лязг засова с внешней стороны двери. Только оставшись одна и взаперти, я наконец смогла вздохнуть свободно.

Огонь в камине еле теплился, поэтому я стала подбрасывать щепку за щепкой поверх углей, алеющих, как волчьи глаза во мраке. Постепенно пламя разгорелось и загудело.

Я отправилась к лохани умывальника, которая под утро покрывалась тонкой корочкой льда, намочила в холодной воде полотенце, отжала и обтерла лицо и плечи. Затем я быстро расстегнула крючки на платье, поскорее сбросила принадлежавшие Татьяне вещи и нырнула в мягкий кокон рубашки, которую принес мне Годфри. Мне казалось, я будто обменяла засаленные цыганские тряпки на ангельские перья.

Завернувшись в покрывало, я устроилась в кресле перед камином и пустила свой измученный разум в свободное плавание. Вскоре я задремала. Мне снились волки, которые плясали на задних лапах и играли на скрипке, высунув языки; ужасный слуга Татьяны сорвал лицо, точно маску, и оттуда показались белесые глаза Джеймса Келли; Годфри превратился в старика, который в свою очередь обернулся Шерлоком Холмсом, а я стала птичкой и, взлетев под потолок, пыталась предупредить всех об опасности. Я била крыльями и металась в воздухе, но никто не обращал на меня внимания, и наконец у меня не осталось сил летать…

Тут я проснулась. Языки огня с шумом бились о каменные стены своей темницы, будто стая ворон, стремящаяся вырваться из дымохода. Спустя какое-то время я обнаружила, что за гулом пламени различаю какие-то голоса неподалеку.

Я заправила распущенные волосы за уши, чтобы лучше слышать. Нужно непременно утром заплести косы, чтобы не уподобляться Татьяне. Один из собеседников говорил сдержанным баритоном. Годфри. Другой голос – женский – скакал в диапазоне от контральто до сопрано.

С трудом поднявшись из кресла и волоча за собой покрывало, я на цыпочках подошла к двери, ведущей в покои моего товарища по заключению.

– Это лучший французский бренди, – произнес женский голос.

– Мне нет в нем нужды, – ответил Годфри.

– Ах, достаточно лишь желания, нужда – удел простолюдинов.

– Я человек простого происхождения.

– А я нет, так что угощусь, хоть вы и отказываетесь.

Послышалось бульканье жидкости, льющейся в чашку или стакан.

– Вас не интересует, кем были мои предки? – спросила дама.

– Не особенно.

– Ах вы, англичане! Вечно всё принижаете. Не оттого ли, что постоянно боитесь потерь?

– Скорее, оттого, что преувеличение ведет к самообману.

– И в чем же я обманываю себя?

– Я недостаточно хорошо знаю вас, чтобы судить. – В голосе Годфри сквозь безукоризненную вежливость проступала тревога.

– Вы так сдержанны, так холодны. Неужели вам и правда хочется работать юристом и служить посредником в скучном бизнесе королей коммерции? Обитать в Нёйи и лишь изредка выбираться в Париж поглазеть на толпу? Помогать вышедшей в тираж оперной певице в ее повседневных заботах? Сопровождать нудную мисс Неудачницу с танцев?

– Вы видите лишь то, что хотите видеть, и намеренно пытаетесь меня обидеть. Неужели же вам нравится так жить? Играть в заведомо безнадежные шпионские игры? Культивировать уродство, потому что вы потеряли связь с культурой и вышли в тираж на балетной сцене? Коротать время с преступниками и цыганами? Держать мисс Неудачницу в заточении, потому, что вам больше нечем заняться?

– Вы завидуете Шерлоку Холмсу.

– Вы завидуете Ирен Адлер.

– У вас странная манера называть полным именем собственную жену…

– Она не просто моя жена. Полагаю, вам это известно, вот вы и беситесь.

– Вы даже не представляете, какие миры могу открыть вам я.

– Вполне представляю, и думаю, что сейчас мы в одном из них.

Я приникла к двери, вслушиваясь в каждое слово, проникающее через щель рядом с дверными петлями, и старалась не дышать.

Передо мной разворачивалась настоящая дуэль. Я уже видела прежде подобную стычку между Годфри и этой дикой русской, которая называет себя Татьяной. Как видела и вполне реальную схватку во мраке ночи между нею и Ирен, внезапную и беспощадную.

Что ей нужно, этой женщине, почему она никак не оставит нас в покое?

Голоса становились то громче, то тише; звучали оскорбления, выдвигались и отвергались предложения. Соболь желала нам всем своей судьбы: одиночества, ненависти к другим, презрения к нормам морали, которые важны для остальных. Словно Люцифер после падения.