Красный Ярда - [65]

— Опасность миновала. Они не скоро явятся сюда, — сказал он.

— Я так боялась! — призналась Оля. — Но теперь я вижу, что вы умеете не только спорить и воевать. По-моему, вы еще и великолепный актер.

Гашек ответил ей:

— Нужда пляшет, нужда скачет, нужда песенки поет!

На рассвете Гашек покинул дачу Каноныкина и пошел в село Большая Каменка. Там жили родители бывшего председателя Самарского губернского совета Алексея Дорогойченко. Писатель надеялся, что Алексей, если он жив, подастся к родным.

Гашек прикинулся полоумным от рождения, сыном немецкого колониста из Туркестана. Крестьяне жалели «божьего человека», кормили, пускали переночевать, и он благополучно добрался до Большой Каменки. Здесь жили и русские, и мордва. Гашек постучался в крайнюю избу с резными ставнями.

Переступив порог, он увидел в углу комнаты икону, а под нею, за столом, большую семью. Из одной деревянной чашки черпали еду старик, старуха, четверо сыновей и четыре дочери. Гашек поклонился.

— Мир вашему дому! — сказал он. — Скажите, здесь живет Яков Федорович Дорогойченко?

— Это я, — ответил старик.

— Вам кланяется сын Алексей…

— Спасибо. Давно ли ты видел его?

— Неделю назад.

— Ты, наверное, голодный, — сказал хозяин. — Присаживайся к столу. Чем богаты, тем и рады.

Гашека не нужно было упрашивать. Он сел за стол с краю. Хозяйка подала ему чистую ложку, хозяин подвинул хлеб и нож. Вылив остатки варева из чугуна в глиняный горшок, хозяйка подала его гостю.

Когда писатель поужинал, старик повел его на чердак. Только теперь, с глазу на глаз, старик спросил:

— Бежишь? — и объяснил: — Сразу видно, что не нашенский. Онучи и лапти завязываешь не по-мордовски.

Гашек понял, что от старика ничего не скроешь, и рассказал ему о падении Самары.

— Я думал, что встречусь здесь с Алексеем. Вдвоем пробираться в Симбирск было бы легче…

— Идти вам пока некуда. Везде белые. Говорят, они уже взяли Самару, Казань, Бугульму, Бугуруслан, Уфу. Пересиди у нас. К этому времени, может, подойдет и Алексей. Ты можешь пока поработать со мной.

Гашека тронула чуткость Якова Федоровича — старик понимал, что чужой человек не пожелает стать дармоедом.

— Умеешь обжигать кирпичи?

— Умею, — ответил Гашек, хотя никогда этим не занимался.

— Будем делать кирпичи и строить школу. Я тебе заплачу, а харчи мои.

Гашек наотрез отказался от платы.

Обжиг кирпичей оказался несложным делом. Гашек легко справлялся с ним. Хозяин и работник вставали рано, по рожку пастуха, завтракали и уходили к кирпичным сараям. Трудились до самого вечера, возвращались в сумерках. В деревне почти никто не видел нового помощника Якова Федоровича.

Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока новая власть не заинтересовалась Большой Каменкой.

Однажды в деревню прикатил на рессорной коляске, в сопровождении десяти верховых с карабинами, чиновник из Самары. По его приказу староста собрал всех взрослых мужиков у церкви. Пришел на сходку и старый Дорогойченко.

— Граждане! — обратился приезжий к мужикам. — Правительство Российской Федеративной Демократической Республики приняло решения, касающиеся и вашего села. 8 июня оно издало постановление о денационализации земель и фабрик. Ваше село обязано уплатить контрибуцию за пользование помещичьей землей в сумме 100.000 рублей. Весь хлеб и урожай, собранный с этих земель, находится под правительственным арестом. Если вы не уплатите 100.000 рублей обиженному помещику, весь урожай будет передан ему в качестве компенсации за причиненные ему убытки.

— Снова помещики! — крикнул один мужик.

— Опять за старое, кровопивцы! — поддержал его другой.

— Народную власть не оскорблять! Это наказуется, — предупредил чиновник. — Неужели вы нуждаетесь в нагайке, последнем средстве гражданского самосознания?

— Насчет нагайки вы мастера…

Чиновник вытянул шею, словно выискивая смутьянов, потом приосанился и заговорил:

— Граждане крестьяне! Я вижу, народ у вас при большевиках сильно распустился. Нам известно, что из вашего села вышел один «политический деятель», который перебежал к большевикам, — чиновник намекал на Алексея Дорогойченко, и крестьяне посмотрели на Якова Федоровича. — Большевистскую блажь пора выкинуть из головы. Другое решение правительства РФДР тоже касается вас. Правительство создает сильную армию. Оно призывает молодых людей 1897 и 1898 годов рождения. Ваше село выделит армии тридцать лошадей. И люди, и лошади нужны для народной армии, которая разгромит и немцев, и большевиков. У вас в деревне скрываются дезертиры. Если вы не выдадите их, то вместо них будут призваны все мужчины, родившиеся в 1895 и 1896 годах. Учтите, граждане! Если вы не выполните постановлений правительства в срок, оно пришлет карательный отряд с пушками и казаками, будет всеобщая порка нагайками.

Люди не верили, что беляки заняли всю губернию.

— Душегубцы! Разбойники! — кричали возмущенные мужики. — Не испужаешь!

Чиновник сел в коляску и сказал старосте:

— На все даю неделю. Не ждите экзекуции. Это неприятное зрелище…

— Постараемся, — угрюмо ответил староста.

Коляска помчалась по пыльной дороге, верховые — за ней.

Яков Федорович вернулся домой расстроенный.