Красный Ярда - [53]

В самой России дела были не так уж хороши. Самодержавие гнило на корню и не было способно вести успешную войну против Тройственного союза. При царском дворе орудовала сильная германофильская партия. Гашек слышал темные разговоры о близости царицы — внучки королевы Виктории — к неграмотному сибирскому мужику Гришке Распутину. Он казался Гашеку мрачной стихийной силой, перед которой были безвольны и царь, и царица. Окопные солдаты называли Распутина антихристом.

Придерживаться избранного пути Гашеку было нелегко. Делать ставку на самодержавие он не собирался, в освободительную миссию России верить не переставал — надо идти с русским народом, понять, чего хочет он. Но как может помочь братьям-славянам русский народ, если он сам не свободен? Ждать, когда и там, и тут поднимется мощное движение народов, когда они заключат оборонительный и наступательный союз? Так уже до него думали Александр Герцен, Михаил Бакунин, Йозеф Фрич…

Надо было будить патриотическое сознание солдат, которые еще побаивались Габсбургов, — он стал писать статьи и фельетоны о «добрых чехах», чей «голубиный» характер и слепой страх перед властями приносили им одни неприятности. Впервые он мог, не придумывая ни «шведских» солдат, ни «турецкой» полиции, говорить о монархии Габсбургов то, что думал. Он вспомнил о своем герое и написал повесть «Бравый солдат Швейк в плену». Писатель без оглядок на цензуру создал целую вереницу сатирических портретов офицеров-«чехоедов», тупых солдафонов, безумных генералов, полицейских. Киевский Йозеф Швейк — уже не прежний симпатичный «идиот», а окончательно оболваненный «добрый чех»-австрофил. Швейку снится крамольный сон — он бреет государя императора и нечаянно отрезает ему нос. Императорский нос и во сне, и наяву преследует Швейка — бедняга вылавливает его даже из фасолевого супа. В таком кошмаре живут все народы Австро-Венгрии. «Тут было от чего сойти с ума», — говорит писатель. Славянам, не желающим умирать за интересы своего векового врага, остается либо сойти с ума, либо сдаться в плен. Швейк выбирает плен. Маленький человек подавлен, растерян, не нашел пути к истинной цели — не нашел ее пока и автор.

Самая блестящая юмореска — история лавочника Петишки, торговавшего портретом государя императора Франца-Иосифа I. По мере того как падал престиж дома Габсбургов, дешевел и портрет. Петишка стал продавать его вместо пятнадцати крон за две. Лавочника посадили в тюрьму. Он стал жертвой своего верноподданничества. Эту юмореску высоко оценила Вена. Правительство Австро-Венгрии объявило писателя государственным преступником, внесло его в «Реестр солдат-дезертиров» и дало краткий словесный портрет для сыщиков, чтобы они могли легко расправиться с автором рассказа, «содержащего государственную измену и оскорбление монарха».

В феврале 1917 года в России совершилась буржуазно-демократическая революция. Ее отголоском оказалась борьба за гегемонию в «Союзе чехословацких обществ». Западники-«петроградцы» решили, что настало их время, — монархисты-«киевляне» были, по их мнению, слишком отсталыми. Ожидался приезд в Киев председателя Чехословацкого национального совета Томаша Масарика, готовились к открытию третьего съезда союза обществ.

Эта мышиная возня все больше и больше раздражала Гашека. Его возмущали мелочность и провинциальность земляков, занятых дележом теплых местечек. Все это походило на борьбу чешских политических партий довоенного времени — вожаки союза искренне верили в свою миссию, всерьез проводили свою смешную политику. Писатель с горечью понял, что чехословацкое движение не оправдывает его надежд. Горечь была тем сильнее, что сам он не мог противопоставить этой мелкой грызне ничего, кроме своего смеха. В день открытия третьего съезда в первом номере еженедельника «Революция» был напечатан фельетон Гашека «Клуб чешских Пиквиков».

На съезде республиканцы-масариковцы Клецанда, Макса, Павлу, Чермак одержали победу над монархистами-дюриховцами. Всеми делами теперь заправляло русское отделение Чехословацкого национального совета — Одбочка. Во главе движения чехов и словаков встали новые, но столь же бездарные люди, — петроградские масариковцы и киевские социал-демократы.

У власти оказались почти все герои гашековского фельетона. Они стали мстить Гашеку — освободили от работы в «Чехословане» и клубе Союза, а затем переводили из части в часть, позоря в глазах солдат. За два с половиной месяца он побывал и стрелком, и телефонистом, и пулеметчиком, и полковым писарем. Начальство отзывалось о нем как о «бесхарактерном человеке, принадлежащем к таким людям, для которых следовало бы создать особый исправительный концентрационный лагерь».

В Ремчицах состоялся суд. Писателя судили за фельетон «Клуб чешских Пиквиков» и за то, что он распространял его среди солдат.

16 мая 1917 года, в три часа дня, члены суда важно расселись за большим столом, позади которого висели красно-сине-белые флаги и штандарт с изображением двухвостого льва.

— Встать, суд идет! — рявкнул председатель суда Черный.

Конвоиры ввели Гашека.

Соблюдая все судебные формальности, Черный предложил Гашеку взять адвоката, но тот заявил, что будет защищаться сам.