Красный Яр. Это моя земля - [7]

Наконец, комиссия вызвала обеих. Сказали: «Подписывайте согласие, поедете в свой Красноярск».

Вечером идем на танцы, расскажем всем своим. Скорей бы уже уехать, хочется прямо сейчас сесть на поезд и увидеть тайгу, но начнем работать только в сентябре. Приезжай ко мне в гости, пока я не уехала.

5 сентября 1961 г.

Пишу тебе из поезда. Последние полтора месяца вышли насыщенными — хотелось перед отъездом посмотреть все спектакли, на которые мы собирались, побывать на всех выставках и концертах. Все-таки, едем на три года.

Вещи собирали основательно — и собрания сочинений отправили пораньше, почтой, и лыжи, и велосипеды. Соня отправила даже швейную машинку, а я — фотоаппарат, увеличитель, набор проявителей и катушки пленки.

Настроение у нас веселое, соседи по плацкарту — ребята-походники из общества «Буревестник», едут с гитарами, палатками, развлекают нас, заботятся. Спрашивают нас о стройке, на которую мы едем. Мы им пересказываем газеты, описываем работу гидротехника, которую знаем по учебникам и летней практике. Мы им видимся, наверное, уже взрослыми, мудрыми и опытными. Но пока себя так не чувствуем.

Сонина мама не хотела ее отпускать, устроила нам выволочку за то, что скрывали, что хотим уехать, и теперь только после назначения все вскрылось. У них очень дружная семья, все друг за друга горой. Все в семье стоматологи, врачи, портные и ювелиры. Соня всегда красиво одевалась, интересно, и украшения у нее не такие, как у всех. А на великой социалистической стройке будут все равны, там излишеств нет. Соня этого очень хочет — быть самостоятельной и расти, развиваться в труде.

Я родителей не помню, их забрали в 1938-м, после моего рождения. Бабушка поплакала, когда я сказала, что уезжаю. Выправила мне в жилконторе бумагу, чтобы у меня осталась московская прописка по возвращении. Может, мне даже свою комнату дадут, а то на наших восьми метрах нам вдвоем с бабушкой тесновато.

Заканчиваю писать, уже в поезде свет на ночь выключают. Отправлю на ближайшей станции.

20 сентября 1961 г.

Живем с Соней в щитовом одноэтажном бараке, кровати отделены друг от друга одеялами и шторками. Нас распределили в новый поселок Дивногорск, вокруг тайга, ни дорог, ни жилья. С девочками-соседками сдружились уже, хотя времени ни на что не хватает — до сих пор не разобрала вещи. На книги и пластинки времени не остается, хотя обещают нам построить танцплощадку. В бараке стоит печка, и стираем мы в общей ванной, в корыте с доской. Иногда в барак к нам заходят пьяные, так мы смеемся и дружно наваливаемся всей женской ватагой, выгоняем их. Хотя пьяных и несознательных не очень много, все интересные — кто из Москвы, как и мы, а кто-то из сибирских деревень, приехали раньше и помогают нам с бытом. Рассказывают нам про зимы. Мы пока с Соней не представляем, как будем жить в бараке зимой — надеюсь, дома для рабочих уже сдадут.

Виды вокруг потрясающие — Енисей, Мана, тайга. Вкладываю тебе фотокарточку. Поселок прямо посреди леса. Очень живописно — вокруг сосны, елки, кедры, представь зелено-желтое море на много тысяч километров вокруг нас. Нам обещают организовать походы, но пока не удается, времени из-за работы совсем нет.

Котлован ГЭС огромный, меня поставили диспетчером на заливку бетона. Целый день бегаю на улице, выдали резиновые сапоги, ватные штаны — видели бы меня в Москве. Зеркал у нас нет, посмотреть некуда, да и забываешь, как ты выглядишь, пока работаешь. Ребята-рабочие сначала недоверчиво ко мне относились, присматривались. На моем месте они, наверное, ожидали увидеть мужчину, он и выпить с ними может, и поругать, поматериться. А я разговариваю строго, но без мата, вольностей не позволяю, не пью, я же из комсомола. Но теперь ребята привыкли, даже хвастаются другим бетонщикам, что у них диспетчер — красивая девушка из Москвы. Мне приятно, конечно, но я всегда поправляю, говорю: «Я не девушка, я ваш трудовой товарищ, коллега».

А у Сони появился ухажер, сразу, как мы приехали. Водитель, который нас вез от вокзала. Соне помогал спускать вещи с грузовика. Говорит ей, что никогда не видел таких красивых зеленых глаз в рыжую крапинку. Не водитель, а поэт прямо. Я ему сказала, чтобы он стихи отправлял свои в журнал «Октябрь» или «Знамя», в Москву, а наивной девушке голову не морочил. А он не понял, смутился. Он ее ждет после смены, когда у них одинаково заканчивается работа, и они идут гулять.

Набрали грибов сегодня с Соней прямо за бараком. Тут выходишь из дома — и сразу собираешь в ведро, не нужно искать.

Напиши мне, как здоровье твоей мамы.

15 ноября 1961 г.

У нас наступили обещанные холода. Неделю назад выпал снег, деревья стоят все в инее, сегодня минус двадцать пять, а завтра обещают минус сорок. Выдали меховые рукавицы, от шерстяных толку никакого, тут главное, чтобы руки не мерзли. Так можно и обморожение получить.

Очень злюсь на Соню. Она, оказывается, беременна от своего «поэта» и ничего мне не сказала. На комсомольском собрании я ее все равно защищала. Говорила, что она наивная девушка, впервые оказалась так далеко от дома и без родителей. Но ее все равно пропесочили и велели им расписаться. «Поэт» ее рад, и Соня рада, а я не рада — мы хотели жить с ней вместе, думали, нам дадут комнату в новых домах на двоих, как молодым специалистам-гидротехникам, а теперь их поселят в семейное общежитие. Мы приехали сюда работать, жить, дружить, а Соне теперь будет не до того, у нее пеленки, распашонки. Какая работа, когда ребенок. Но моего осуждения она не понимает, влюбилась — и пропал человек для коллектива. Как твоя работа, напиши мне. Не жалеешь ли ты, что не попросилась к нам? Нам очень не хватает толковых инженеров.