Красный сотник - [19]

Тимофею рассказали, что недавно в Марьевской побывал отряд из эскадрона есаула Кормилова. Белоказаки, что варвары, лютовали в станице. По доносу кривоглазого Пантелеймона Харламина, человека от природы злобного, ярого противника красных, они арестовали, подвергли порке, расстреляли многих казаков, женщин, стариков. На днях белогвардейский отряд покинул Марьевскую, посадив атаманить в ней Харламина. Пантелеймон никогда не пользовался уважением у станичников, а с приходом семеновцев неуважение переросло во всеобщую ненависть к нему людей.

После налета карателей Кормилова станица все еще не могла войти в обычный ритм жизни. Беда побывала во многих дворах, и марьевцы, пригнутые ею, отрешенные от суеты привычных забот каждый своим горем, редко покидали избы и подворья.

Тулагин приказал отделениям Субботова и Хмарина разыскать атамана, активных его пособников и доставить к станичному правлению.

— Судить будем. По-революционному, — сухо сказал он.

В станичном правлении Харламина не было. Не нашли его и дома. Субботов и Хмарин взяли нескольких его подручных, в основном зажиточных стариков, чьи сыновья добровольно ушли служить к Семенову. А Харламин как в воду канул.

Мало-помалу на улице стали появляться марьевцы. Они стекались к центру станицы — правлению, где стихийно затевался народный сход.

— Пантелеймона кривоглазого подавайте! — требовал сход.

— Пущай ответ держит за надругание над казаками.

К правлению прискакал Хмарин.

— Нашли атамана. В курятник забился, стервец, — сообщил он Тулагину. — И пленников у него нашли. В амбаре под замком. Есть и наши, полковые...

Сход загудел зловеще.

— Вздернуть Иуду!..

— Кровь за кровь...

Одна иссохшая старуха протиснулась поперед других, заголосила:

— За што деда запороли? Пантюхе-ироду не угодил...

Одноногий казак-фронтовик грозил в сторону Тимофея посохом-палкой.

— Не повесишь кривоглазого, сами повесим!

Красногвардейцы и освобожденные из харламинского амбара пленные пригнали растрепанного, перемазанного куриным пометом атамана. Разъяренные марьевцы отхлынули от Тулагина, кинулись к Пантелеймону, намереваясь тут же произвести над ним расправу.

Тимофей побагровел, закричал зычно:

— Не трогать! По справедливости будем судить. Называйте выборных.

Окруженный бойцами, атаман упал на колени перед Тимофеем:

— Я ни при чем, господин... товарищ, ваше благородие. Я под силой... Меня заставили... Был приказ есаула Кормилова...

Разбирательство дела выборные судьи вершили принародно, прямо на крыльце станичного правления. В свидетельских показаниях недостатка не было.

— Никакой есаул в станицу не приезжал. Карателями командовал поручик. А арестовывали людей по указке Харламина, — рассказывали одни.

— Пантелеймон выдал семеновцам Бузгина, как лазутчика Лазо, хотя какой он лазутчик. Епифанцева самолично арестовал за сочувствие большевикам. Деда Викулина послал под розги за то, что когда-то оскорбил Пантюху...

Выборные единодушно вынесли приговор атаману — смерть. Приводили его в исполнение марьевские добровольцы. Атамана расстреляли за станицей в яру у Лысой сопки.

Пособников Харламина пощадили. У них было изъято оружие и конфискованы строевые лошади в пользу красногвардейского отряда.

* * *

Как рассказали Тулагину жители станицы, революционный полк и отряд Кашарова заходил сюда недели полторы назад. Провели большущее собрание, долго митинговали, а потом красногвардейцы стали разъезжаться кто куда. Такое указание поступило сверху, вроде от самого Лазо. Впрочем, обо всем подробно может сообщить Катанаев: у него важное поручение имеется к командиру сотни от полкового начальства.

Вскоре марьевский казак Авдей Катанаев, бывший боец третьей сотни кавалерийского полка, предстал перед Тулагиным. Он передал Тимофею, что Военно-революционный штаб принял решение ввиду сложившейся обстановки в дальнейшем вести борьбу с врагами революции партизанскими методами.

Катанаев рассказал про последний бой полка. В ту ночь, когда тулагинская сотня подняла на станции шум, полковая кавалерия атаковала баргутов. Одновременно со своей стороны по семеновцам ударили пехотинцы Кашарова. Им удалось прорвать баргутские цепи и соединиться с полком. В спешном порядке все вместе стали отходить к Марьевской. Белогвардейцы не преследовали. К полудню полк уже был в станице.

Авдей Катанаев остался дома. К нему попросились переждать некоторое время Бузгин и еще двое ребят сослуживцев по сотне. Жизнь в Марьевской шла прежним чередом. И вдруг заявляются семеновцы. По доносу Харламина они стали хватать всех, кто служил у красных и сочувствовал большевикам. Авдею с двумя сослуживцами удалось скрыться в сопках, а Бузгин попал в руки белых.

Катанаев вернулся в станицу незадолго до прихода отряда Тулагина и ужаснулся злодеяниям карателей — убиты Бузгин, Епифанцев, старик Викулин, выпороты многие станичники...

Рассказ Катанаева дополнили трое бывших полковых конников, которые уже после ухода семеновцев были схвачены дружинниками Харламина и брошены в атамановский амбар. Они подтвердили, что карательной акцией руководил некий поручик Калбанский из особого эскадрона есаула Кормилова. А еще Тимофей услышал от них про своих ребят. За несколько дней до появления в Марьевской белоказаков, в станицу забегала небольшая группа во главе с Газимуровым, командиром второго взвода тулагинской сотни.