Красный сокол - [18]

Комкор Демидов, наследник железоделательных заводов на Урале, искренне увлекался авиацией, благоволил талантливым летчикам и с уважением относился к Ивану. Для пилота, спящего и видящего во сне небо, жаждущего подняться к звездам, открылись, благодаря двойному покровительству, новые границы воздушного океана, зовущие к новым победам, к новым высотам счастья прижизненной славы.

Глава 9 На белом коне

В двадцать два года Федоров получает под командование группу современных истребителей и право на обкатку новейших самолетов, поступающих в бригаду. Летчики под его началом накапливают опыт ведения воздушного боя, приобретают навыки мастера высшего пилотажа. Вместе с ними совершенствуется и их молодой командир, приближаясь по уровню летной подготовки к таким выдающимся асам воздухоплавания, как Степанчёнок, Чкалов, Громов, с которыми он сблизился во время подготовки в воздушным парадам и перед которыми преклонялся, как ученик, старающийся превзойти своих учителей.

Любимое дело принесло ему почести, улучшение бытовых условий, приватные знакомства и продвижение по службе. Наряду с этим у него появилось немало тайных завистников (менее квалифицированных, а то и вовсе бездарных авиаторов), эксплуатирующих небо в качестве катапульты для перелета в персональный автомобиль, а не оттачивания летательных знаний и навыков.

Демидовская «Эмка» не давала покоя сослуживцу Ивана, старшему механику Елдыкину, сумевшему прыгнуть из Луганской школы пилотов на теплое место заведующего ремонтными мастерскими. Полебезил перед комиссией по вакансиями и… пожалуйста!

Бывший начальник караульного поста, что доложил о рапирах, подошел и дружески поздоровался с владельцем легковушки, выгнанной из служебного гаража командира корпуса.

— Поздравляю с подарунком Клима. Теперь ты — кум королю бригады и сват министру. Забудь, что было между нами, желторотыми птенцами Аэро. Нам вместе теперь по земле блукать в поисках жар-птицы. Не так ли?

— А я давно забыл, — усаживаясь в кресло водителя, уклонился от пустого разговора Иван. — Только не надо по земле блукать. Лучше летать над ней, аки птица! — радостно воскликнул Иван, прогазовывая двигатель.

— Во дает! — восторженно рявкнул неслышно подступивший к механику личный шофер комкора Байстрюк. — Отчаянный парень и не чванливый. С «Эмочкой» обращается, как с невестой, а пожениться все не хотел. Комкор говорит: «Давай, запрягай свою кобылку. Не стесняйся». Вот он и решил, наконец, обротать ее сегодня по всем правилам донского казака.

— Какой он казак?! — скривился механик. — Голодранец луганского слесаря.

Сделав несколько кругов по двору, Иван осадил «кобылку» рядом с технарями, вылез из машины:

— Пойду за маршрутным листом. Заправьте ее на всю катушку и запасной бак.

— Гхм, везет же некоторым, — хмыкнул Елдыкин.

Кабинет комкора выглядел необычно, благодаря великолепному ковру, покрывающему почти весь пол. И хотя ковер был изрядно потерт, все равно он производил на входящего впечатление. Среди пилотов и армейских чинов, ступавших по этому ковру, ходили анекдоты и легенды о трех достопримечательностях убранства кабинета. Они кочевали вместе с хозяином по городам и весям, какие бы новые должности тот ни занимал. Персидский ковер, дубовый стол и ренессансное кресло екатерининских времен стали символом богатства, прочности и постоянства военачальника новой эпохи возрождения первобытно-общинного строя на новом витке развития общественно-экономического уклада жизни в пределах отдельно взятой страны.

Побывав в кабинете Демидова, Иван воочию убедился в многогранности выражения «побывать на ковре», которое было для него загадочным. Оказывается, приглашение «на ковер» может быть и сказочным подарком, а не только выволочкой. Он окончательно поверил в доброту и бескорыстие легендарного заводчика, когда тот наложил сверх ожиданий шикарную резолюцию на рапорт: «Выписать марш. лист до Луганска и обратно на 5 суток».

Как тут не заорать на всю округу, потрясая листом:

— Байстрюк, на выход! Конь в моих руках!

Ах, молодость! Алмазная россыпь утренней росы и запах распустившейся розы! Трудная и дальняя дорога к любимой, как бы ни была усыпана шипами, все равно прекрасна и неповторима, как полет серебристой чайки в синем небе. Только белокрылая «Эмка» может состязаться с ней в скорости и звонкости мотора.

В Луганске он побывал в стенах родного училища, встретился с любимыми преподавателями. Выполняя наказ комкора, составил список лучших учлетов предстоящего выпуска и приложил его к демидовскому неофициальному письму на имя начальника летной школы. Но самой приятной и волнующей встречей, само собой разумеется, без учета свидания с Аней и отцом, была встреча с товарищами. Пострадавшие из-за него Бобер и Тарас все-таки добились зачисления в школу в результате повторного захода. Друзья отметили приезд бывшего сокурсника в кафе на берегу Лугани. Естественно, за счет «выбившегося в люди» земляка Ивана. Вспомнили вспыльчивого Жору «Костыля» и под горячую руку воспоминаний «накостыляли» по шее разгулявшимся хулиганам местного розлива, осмелившимся беспардонно обратиться к Ане, разрумянившейся от рюмки вина.