Красный Петушок - [40]

Он умолк и опустился на землю, но я снова поднял его.

— Я раскаиваюсь, что действовал против вас с таким… таким негодяем, как Мишель Берр, — продолжал он запинаясь, — но любил ее… так же, как и вы… Они напали на меня врасплох… и, пока я обнажил шпагу, они меня два раза проткнули. Я крикнул Марии, чтобы она спасалась бегством… но громадный черный испанец поймал ее раньше, чем она сделала шагов двадцать. Я сражался, как мог… их было восемь… а жирный Мишель стоял позади них и смеялся… этот дьявольский предатель! Я запятнал честь своего рода… благородного рода… — при этом слышна была печаль в его слабом голосе. — Я хотел бы, чтобы вы меня простили, Блэз де Брео… за несправедливость, которую…

Горячие слезы обожгли мои глаза; антипатия, которую я чувствовал к нему до сих пор, — к этому красивому, молодому человеку, умирающему в чужой стране, так далеко от своей родины, — исчезла из моей души. Я взял его окровавленную руку, пожал и кивнул головой: говорить я не мог — какой-то комок подкатил к горлу и душил меня. Он улыбнулся на мой кивок и слабо ответил на мое пожатие.

— Скажите Марии… что я хорошо умер! Он закрыл глаза, и я подумал, что уже наступил конец, как вдруг он снова открыл их.

— Позади вас, Брео! Защищайтесь! — закричал он с большим усилием. Красная струя хлынула изо рта, и он упал мертвым.

Обернувшись, я увидел бежавших ко мне людей; через минуту они бросились на меня. Я лежал под ними, отбиваясь, стараясь вытащить меч (шпага моя находилась в нескольких шагах от меня), но безуспешно.

Чья-то рука сильно нажала на мое плечо. Я приподнялся и, всадив зубы в ее кисть, почувствовал во рту вкус свежей соленой крови и услышал резкий крик одного из нападавших. Я сражался зубами, плечом, локтями, кулаками, но наши силы были неравны.

Одну или две минуты спустя я почувствовал тяжелый удар по голове, ослепительный блеск сверкнул перед моими глазами, затем наступил мрак забвения.

Очнувшись, я увидел, что все еще нахожусь на той небольшой поляне. Голова моя пылала, руки при попытке двинуть ими оказались связанными. Недалеко от меня лежало тело де Меррилака, наполовину скрытое листьями. Позади него небольшая группа испанцев, человек семь-восемь, играла в кости на разостланном на земле плаще; высокий дородный солдат со свирепым взглядом упражнялся моей шпагой. Я стал размышлять, насколько, конечно, мог в моем состоянии, о возможном выходе из того ужасного положения, в котором находился. Ноги мои были свободны, и я высчитал, что единственный способ — это медленно двигаться к кустарникам. Я надеялся перехитрить своих врагов, пользуясь превосходным знанием этой местности. Я стал двигать ногами с сугубой осторожностью и продвинулся на несколько дюймов в желанном направлении. Затем я полежал без движения: пылкие игроки, сидевшие на плаще, не обратили на меня внимания. Я повторил это несколько раз и дюйм за дюймом успешно приближался к цели. У меня появилась надежда на освобождение, но ей не суждено было осуществиться.

Внезапно раздался крик упражнявшегося в фехтовании солдата, и он побежал к тому месту, где я лежал: скоро к нему присоединился еще один, и они смотрели на меня, злобно скаля зубы. Я бросал яростные взгляды и думал, с какой бы быстротой эти наглые улыбки заменились бы другими, будь у меня свободны руки и в них — моя шпага. Через некоторое время высокий испанец опустился на землю и грубо поднял меня на ноги. Его товарищ пронзительно окрикнул игроков; те неохотно поднялись. Они поговорили о чем-то, чего я не понял, затем поместили меня между двумя из них, и мы направились вдоль берега реки к морю. Судя по положению солнца, было два часа после полудня, так что, очевидно, я недолго находился без сознания. Через полчаса ходьбы мы пришли на другую поляну, где и сделали привал.

Передо мною стоял Мишель Берр, резко. изменившийся, совершенно другой Мишель Берр! Исчезла его черная спущенная шляпа; исчезло смирение, которым он прикрывал свой злой нрав; исчезли полинявшие одежды; впрочем, ирония, как и всегда, язвительно сверкала из его единственного глаза. Блестящий шлем еще больше подчеркивал жестокие, сильные черты его лица, а узкие блестящие латы на его жирном теле неожиданно придавали ему воинственный вид. Холодная улыбка заменила приторно-вежливый смешок прежних времен. Некоторое время он молча смотрел на меня. Я осматривался кругом и увидел Марию, связанную, с заткнутым ртом, лежавшую на земле в некотором расстоянии от нас. Он перехватил мой взгляд и засмеялся.

— А, да, маленькая леди: интересная игрушка для капитана во время его досуга.

Это замечание привело меня в такую ярость, что я делал неимоверные усилия, чтобы освободить свои связанные руки.

— Подлый предатель! — вырвалось у меня. — Вы… Он прервал меня с приятной улыбкой, хотя зловещий огонь блестел в его глазу.

— Как удачно де Танкерей назвал вас Красным Петушком! До сих пор вы остались Петушком, хотя уж не таким красным, как прежде, но таким же глупым. Я хотел бы обратить ваше внимание на одну вещь, мсье Петушок: вы в слишком плохом положении, чтобы бросать такие тяжелые обвинения.