Красный отпечаток большого пальца - [47]
— Скоро мы увидим, какой сапог он натянет на юридическую, — парировал я с усмешкой.
— Оставьте, — презрительно отмахнулся он, — я слышу в приемной голос миссис Хорнби и, поскольку ни вы, ни я не располагаем временем, чтобы тратить его на праздные беседы и препирательства, рекомендую вам безотлагательно отправиться в суд. Вот там и выясним про сапоги. Желаю приятного утра!
Я понял, что Лоули старается поскорее отделаться от меня, и, уловив намек, отступил в приемную, где в окружении клерков застал миссис Хорнби и Джульет: первую — горько плачущую и изрядно напуганную, вторую — спокойную, но бледную и взволнованную.
— Нам лучше тут не задерживаться, — сказал я, когда мы поздоровались. — Возьмем кэб или пойдем пешком?
— Давайте пешком, если нет возражений, — ответила Джульет. — Миссис Хорнби хочет кое-что обсудить с вами по дороге, точнее, посоветоваться. Ее вызвали как свидетельницу, и тетя ужасно боится по неосторожности или невзначай произнести что-нибудь такое, что повредит Рубену.
— Кто прислал вам повестку?
— Мистер Лоули, — затараторила миссис Хорнби, — и я на следующий же день поехала к нему в контору, чтобы проконсультироваться. Однако он не оказал мне никакой помощи и изобразил, будто он в полном недоумении, зачем я понадобилась на суде. Словом, он держался со мной так сухо и нелюбезно!
— Я думаю, ваши показания будут связаны с пальцеграфом, — предположил я, — поскольку никакой другой важной информацией по данному делу вы не располагаете.
— Уолтер тоже так считает! — воскликнула миссис Хорнби. — Вернувшись от Лоули, я пошла к племяннику, чтобы обсудить с ним сложившееся положение. Он выглядел сильно расстроенным; боюсь, перспективы бедного Рубена не внушают ему оптимизма. Остается надеяться лишь на чудо. Боже, Джульет, дорогая! Что теперь будет? Это ужас, вне всякого сомнения…
Тут бедная леди запнулась на полуслове, голос ее задрожал, и она разрыдалась, утирая слезы, к удивлению проходившего мимо клерка, смерившего даму высокомерным взглядом.
— Все это тяжелое для нас время он, словно сын, заботился обо мне и проявлял искреннее сочувствие — я имею в виду Уолтера, — всхлипывая, продолжала миссис Хорнби. — Он подробно расспросил меня о той злосчастной книжечке с отпечатками и записал мои ответы. Потом он составил список вопросов, которые мне, вероятно, зададут на суде, и приготовил ответы, чтобы я заранее прочла и заучила их. Разве это не великодушно с его стороны? Еще я попросила Уолтера напечатать ответы на машинке, чтобы мне удобно было читать их без очков, и он прекрасно справился. Сейчас эта бумага у меня с собой. Огромное подспорье для меня! А то, не дай бог, что-нибудь перепутаю.
— Я не знал, что мистер Уолтер умеет печатать, — вскользь заметил я. — У него есть машинка?
— Ой, подержанная, ничего особенного, — махнула рукой миссис Хорнби, — маленькая такая, и на ней полно круглых кнопок, на которые надо нажимать. Название вылетело у меня из головы, хотя нет, кажется, «диккенсблерфер» или подобное — в общем, смешное. Уолтер купил ее у одного из своих друзей-литераторов с неделю назад, но уже неплохо ею пользуется, хотя все-таки делает опечатки и забывает ставить пробелы. Сейчас я вам покажу, — пообещала она и принялась искать в карманах листок с отпечатанными ответами.
Судите сами, какое воздействие произвели на меня ее слова. Мне сразу вспомнился один из пунктов, которые Торндайк перечислил для идентификации загадочного мистера X.: «Он относительно недавно приобрел подержанный “бликенсдерфер” разновидности “литературная”». Совпадение оказалось изумительно точным, но, поразмыслив, я убедил себя, что не стоит придавать этой детали такое значение. Во-первых, в городе продавались сотни подержанных «бликенсдерферов», во-вторых, Уолтер Хорнби определенно не покушался на Торндайка, а скорее был заинтересован в том, чтобы жизни доктора ничто не угрожало и он смог выручить Рубена из беды. Эти мысли вихрем пронеслись в моем сознании, и к моменту, когда миссис Хорнби нашла листок, я почти оправился от шока.
— Вот он! — торжественно воскликнула она, извлекая из внутреннего кармана туго набитый сафьяновый кошелек. — Я специально положила листок сюда; это для сохранности, ведь в Лондоне полно воров — в любую минуту вырвут сумочку, и поминай, как звали. — Она быстро щелкнула замочком, и моим глазам предстали многочисленные отделения, набитые клочками бумаги, кусочками шелка для вышивания, мотками лент, образцами материи от портных, пуговицами, бусами и прочим хламом вперемешку с золотыми, серебряными и медными монетами. — Взгляните-ка, доктор Джервис, — передала она мне сероватую, вчетверо сложенную бумажку. — Если я дам на суде такие показания, это нормально?
Я развернул лист и прочел:
— «Комитет общества покровительства умалишенным выносит на рассмотрение…» Что это такое?
— Ох, простите, доктор Джервис! Я перепутала и дала вам другую бумагу. Какая я рассеянная, право! Это петиция… Ты помнишь, Джульет, того докучливого господина, который не давал мне покоя, требуя денег на благотворительность? Мне пришлось выставить его за дверь и в резких выражениях объяснить, что милосердие прививается в семье, а не навязывается какими-то сомнительными обществами. Хвала Богу, никто из наших родственников не тронулся умом, но прежде всего мы должны заботиться о близких людях, не правда ли? А затем…
