Красный орел. Герой гражданской войны Филипп Акулов - [16]

— Так приказ-то от начдива Макара Васильева!

Акулов сразу нахохлился:

— Ну?

— Слушай, Филипп. Заскок получается!

Акулов вскинул голову, прищурился и гнусаво, еле сдерживаясь, произнес:

— Что ты ко мне лезешь?

— А то и лезу, что тебе шлея под хвост попала!

Ехали рядом, отворачиваясь от ветра, не глядя друг на друга. Перекидывались словами — один убеждал, второй огрызался.

— Мы свою задачу выполнили. Дивизию князя Голицына разбили…

— Верно! Васильев — мужик, я — тоже, а князя разбили.

— Взяли Большую Лаю, Малую Лаю, завод Лаю…

— Лаи потом считать будем!

— Восстановлено положение на всем фронте…

— Ты что мне аллилуйю поешь? Это тебе мой адъютант расскажет… после боя.

— Хватит! — рассердился Юдин. — Куда ты с одним полком против Тагила? Там — штаб армии Гайды, Войцеховский…

— Разбузуем!

— А в это время белые захватят Кушву!

Акулов выругался, ударил плетью жеребца, — поскакал навстречу ветру.

В захудалой избушке — командиры батальонов. Один из них, Кобяков, подкручивая рукой усы-колечки, рассказывает:

— К обеду мы обе Лаи заняли. Офицеры ихние крестятся и — в воду, в пруд. Самоубийство, значит. А мы рвемся, наступаем. С ходу выбиваем белых с горы. Я — разведку. Сбили заставы, а там — главные силы. Сколько? Надо разведку, ротой, не меньше. А мы — всем батальоном. Разбили! Трофеев захватили: лошади, кухня, обоз… Сколько их побили!

Ослоповский, сидя на койке и раскинув длинные ноги в огромных сапогах с высокими, выше колен, голенищами, опирается подбородком на эфес сабли, дремлет. Давно не спал. Басит сквозь дрему:

— Донесений почему не посылал?

Кобяков развел руками:

— Да когда?

— Тагил займем — все ясно будет!..

Это вмешивается Григорьев, молодой, неторопливый, в распахнутой офицерской шинели.

— Двадцать верст с боями, не задерживались нигде… Какие там трофеи? Это Кобяков собирает. Нам — некогда… В Тагиле трофеи подсчитаем…

— А как взяли в оборот — еле вырвались из окружения, — вспоминает довольный, недавно назначенный комбат Полуяхтов, безусый, в ловко сидящей солдатской шинели. — Но мы их все равно разбили. Вдребезги!

Он озабоченно спрашивает у Ослоповскогю:

— А как Тагил брать будем?

Ослоповский, разлепив усталые веки, поправляет сползшую на глаза фуражку:

— План есть. Рабоче-крестьянский полк поддержит. И Камышловский… Договорились.

— А как Акулов?

Кобяков опережает Ослоповского:

— А что Акулов? Такой же, как и мы. Поддержит.

Лобастая голова Ослоповского сваливается с сабли, на пол падает фуражка.

Комбаты то и дело поглядывают на начальника штаба Дудина, строгого, сдержанного. А ну как запротестует, скажет, что наступать сейчас на Тагил против всяких правил военного искусства? Но Дудин молчит, не вмешивается. В душе он против этой операции, но поддается общему настроению.

Конский топот, оборвавшийся у избушки, насторожил комбатов.

— Никак Филипп Егорович?

Акулов вошел стремительно, быстро оглядел командиров и с ходу грозно оскалился:

— Воюете?

За ним, старательно прикрыв дверь, зашел комиссар Юдин.

— А там одни красноармейцы бой ведут?! — крикнул Акулов, кидая на лавку папаху. — Зачем собрались?

— Совещание. Принято единогласно — на Тагил. Решили… — Кобяков крутнул колечко усов и замер под грозным взглядом.

— Почему связь не держишь? — напустился Акулов на Григорьева. — Зарвался, оглянуться некогда? Одного — как гниду раздавят. Воевать не умеешь!

И тут же повернулся к Кобякову.

— А ты почему с горы слез? Где приказ? Без разведки сунулся к белым, косяк лошадей перебил — а толку что? А если бы они нарочно тебе их подсунули, а сами в обхват — тогда как? Выговор!

— За что выговор? Мы одним батальоном полк разбили…

— Молчать!

Присмирели командиры. Вытянулось лицо у Полуяхтова. Только Ослоповский устало смотрит из-под воспаленных от бессоницы век. Знает: погорячится Акулов и все войдет в норму. Выждав, сунул Акулову карту с планом наступления, разработанным Дудиным.

Акулов закинул голову, прищуром глянул на карту, сунул обратно:

— Ты что мне тут петушков разрисовал?

Ослоповского разморило на мягкой койке. Он хлопал глазами, стараясь сообразить, к чему клонит командир.

Акулов пристально посмотрел на него:

— Не петушков рисовать, а спать! Немедленно!

Ослоповский вскочил. Пропала сонливость. Пытается понять, в чем дело:

— Ты что? Во время боя?!

— Спать! Дайте ему стакан спирта. Что? Я приказываю!

— Не буду пить!

— Пей! Сам за тебя командовать буду. Куда ты такой годен — на ходу спишь?

Молчали командиры, поглядывая на Акулова: что-то сегодня очень горячится. После таких побед, перед наступлением на Тагил?

— Что рты разинули? Живо к батальонам! Я за всех командовать не намерен. Закрепиться на своих позициях, наладить связь и ждать моего приказа. Ну?!

Комбаты выскочили за дверь. Дудин озабоченно полез в сумку за картой, чувствовал: придется перестраиваться…

Опрокинувшись на койку, всхрапывая, спал Ослоповский. Выпитый спирт сразу же свалил его. Акулов подошел к нему, поднял с полу его длинные ноги в огромных сапогах с отставшими подошвами, положил на койку. Сбросил с себя бекешу, накрыл плечи Ослоповского, похвалил:

— Трое суток не спал и еще бы держался. Орел!

Юдин с хитрецой посмотрел на Акулова.