Красный опричник - [80]

Отругав Меркулова, Берия рванул на «паккарде» в Киев. Вместе с ним увязался Мехлис, так как был облечен полномочиями, не меньшими, нежели нарком внутренних дел. По крайней мере, считал, что облечен. Преодолев за четыре часа двести километров, они успели к шапочному разбору, затеянному Волковым.

— Кто бы сомневался, что вы себя в обиду не дадите! — сказал Берия.

— Характер у Андрея Константиновича тяжелый, — подтвердил Кречко, — в минуту разбросал вооруженных сотрудников, как кегли.

— Так он и впрямь — ваш человек? — деланно удивился Хрущев.

У него появилась маленькая надежда на то, что все случившиеся можно рассматривать, как недоразумение.

— А это — точно Хрущев? — спросил Волков, — по вашим сведениям, Никита Сергеевич находится с проверкой гарнизонов на периферии.

Он подошел к 1-му секретарю ЦК КП(б) Украины и наотмашь хлестнул его по лицу. И столь сильным был этот удар, что из-под разбитых щек и носа хлынула кровь, а сам Хрущев отлетел на добрых пару метров и распластался на полу.

— Что вы делаете? — воскликнул пораженный Мехлис, — что у вас за методы!

— Что вы говорите, Лев Захарович? — сварливо осведомился Волков, — ваши методы — это когда пальцы в дверь и напильником по зубам! Хорошо! Гляньте-ка напильник… где-то в шуфлядке должен быть!

В каком-то ступоре собравшиеся наблюдали, как осатаневший комиссар второго ранга схватил лежащего и стонущего Хрущева за шиворот и потащил к двери. Сунул руку Никиты между косяком и дверью, начал нажимать. И когда затрещали фаланги пальцев, Берия наконец опомнился.

— Андрей Константинович! Прекратите же вы этот садизм!

— Я только начал! Напильник мне, сукины дети, напильник!

Кречко совсем одурел и с готовностью принялся рыскать по ящику стола, а Мехлис понянулся к кобуре пистолета.

— Руку оторву! — заорал Волков. Тем временем Кречко и впрямь отыскал напильник. Крунозернистый рашпиль, со следами «прошлых побед» был услужливо протянут Андрею Константиновичу, но все планы нарушил Никита. Громко испортив воздух, он совершил две вещи: обделался и потерял сознание.

— Хлипковатый клиент! — прокомментировал Волков и похлопал напильником по плечу Хрущева, — ну что, товарищи, как вам ваша передовая методика в применении к самим изобретателям?

— Бросьте! — некурящий Берия хлопал по карманам пиджака в поисках сигарет, а Мехлис нервно опустился на стул.

— Есть бросить! Только если я сейчас нашего дорогого Никиту Сергеевича легонько поспрашиваю, то он у меня признается в чем угодно: и в том, что он аргентинский шпиён; и в том, что его семья живет на доходы с рудников в Южной Родезии; и даже в том, что заключил секретный договор с женой Рузвельта о взамонападении! Пока у Франклина Делано полиомелит!

Волков демонстративно отряхнул руки и уселся за стол следователя, ногами выпинав из-под него прежнего владельца.

— Что же вы творите, господа-товарищи! Торжество социалистической системы достигается не системой реальных фактов и достижений, а страхом и террором! Шпионы реальные есть, я не спорю… но неужели нужно пользоваться вот такими средствами?

— Какую же вы предлагаете альтернативу? — спросил Берия.

— В 1922 году врач из Техаса Роберт Эрнест Хауз, которого называют «отцом сыворотки правды», опубликовал в техасском медицинском журнале статью под названием «Использование скополамина в криминологии», — начал докладывать по памяти Андрей Константинович, — в те времена, когда привычной была практика выбивания показаний, использование сыворотки правды, казалось, будет способствовать гуманизации правосудия и защите прав человека, избавляя от необходимости прибегать к «допросу третьей степени».

Однако, ни создатель сыворотки правды, ни его многочисленные последователи не представляли, какой решительный отпор встретит их метод в судах. Первый прецедент был в 1926 году в штате Миссури, когда адвокат обвиняемого в изнасиловании попытался использовать в качестве доказательства невиновности своего подзащитного свидетельство врача-эксперта, проводившего допрос обвиняемого под наркозом. Суд счел показания эксперта неубедительными и несостоятельными с научной точки зрения. С тех пор в Старом и Новом Свете суды не принимают показания, полученные под наркозом, прежде всего потому, что эти показания получены «в измененном состоянии сознания», и, следовательно, могут быть продуктом психологического давления. Кроме того, последующие эксперименты заставили более сдержанно относиться к надежности самого метода наркоанализа. Как оказалось, существует категория лиц, способных лгать даже под наркозом, а лица, дающие правдивые показания, говорят то, что они считают правдой, хотя это не всегда соответствует реальности.

Волкова слушали внимательно. Берия и Мехлис, избитый и совершенно подавленный Хрущев, внимательный Кречко и даже начавшие «оживать» сотрудники госбезопасности.

— Откуда вам это все известно? — наконец, спросил Мехлис.

— Мне многое, Лев Захарович, известно, — надулся Волков, — Лаврентий Павлович подтвердит мои полномочия. А что касается «сыворотки правды», то наше, не отягощенное излишним гуманизмом ведомство, вполне может себе позволить этот метод. На фоне не слишком большой грамотности, на фоне всеобщего доверия к генеральной линии партии, на гребне индустриализации в конце-концов!