Красный опричник - [29]

— Значит, нельзя было написать! — сказал Отто, примостившийся у окна на табурете и усердно вощивший дратву для ремонта ботинок, — не обо всем и напишешь. Тем более, он где-то в Судетах.

— Лучше бы он служил в Дрездене. Пусть и простым лейтенантом…

— Мать! Что за вздор ты несешь? У нашего мальчика все условия для прекрасной карьеры! Фюрер увеличивает армию, а это значит, что ей понадобятся, не только солдаты, но и офицеры. Офицеры, Берта!!! Ты понимаешь???

— Тише, девочек разбудишь! — шикнула на него супруга, — пусть поспят еще часок — рано еще. Если ты не забыл, Отто, то мой бедный брат тоже был офицером!

Херр Зееман фыркнул. «Либер брудер» Берты — упрямый парень по имени Михаэль погиб в семнадцатом году под Ипром. Он был одногодком Отто, то есть, сейчас бы ему исполнилось пятьдесят три. Нынче он, ясное дело, дожидался бы внуков и разводил породистых собак. К этому у него всегда была тяга.

— Берта, — произнес Отто, пыхнув трубкой, — Михаэль был фельдфебелем. Это, конечно, высокий чин, но до офицера ему, как мне до штурмбанфюрера. Если бы он был хотя бы капитаном, то возможно, что был бы жив и теперь.

— Все равно! — упрямо сказала супруга, — а если бы он вообще не пошел на войну, то…

— Хватит! — Отто пришил оторванный хлястик ботинка к голенищу и отрезал специальным ножом нитку, — вот и готово! Мика будет довольна — ботиночек, как новый.

Микой звали старшую из двух дочерей Отто и Берты. Ей было восемнадцать лет, а Микой ее назвала мать в честь погибшего на войне брата. Фрау Берта пробормотала, что не понимает, зачем людям убивать друг друга, и принялась вытаскивать из печи завтрак. Сегодня Отто завтракал отдельно — ему нужно было заступать на дежурство по штаб-квартире, и этим фактом он был весьма недоволен. В воскресенье народу будет мало, значит, сиди одинокий труппфюрер на стуле и глазей через замерзшее окно на улицу, где добрые бюргеры будут гулять от одного трактира до другого.

— Скажи Мике, чтобы сегодня продавала хлеб на два пфеннига дешевле, — отдал он последнее указание, затем вытер рот и принялся одеваться.

Жена спрятала руки под передником и смотрела на него. Отто зашнуровал ботинки, пользуясь специальной скамеечкой, затем смахнул с них пыль тряпочкой и немного натер ваксой. Он не любил гуталина и считал, что для натирания натуральной кожи нужно пользоваться натуральными средствами. А всякие там воско — и парафиновые основы портят хорошую кожу. Вакса, в отличие от гуталина, прилично воняет, поэтому всякий раз после ухода мужа Берта тщательно проветривала прихожую.

— Ну, дорогая, я пошел! — клюнул ее Отто в сухую щеку. Берту обдало запахом дешевого одеколона, что немногим лучше ваксы, — хайль, Гитлер!

— Береги себя! — сказала фрау Зееман, а когда за мужем плотно закрылась дверь, вполголоса добавила:

— В задницу твоего фюрера!

Забравшись на гору Снежка, несколько молодых лейтенантов отмечали Рождество. Неподалеку от вершины примостился небольшой трактирчик, в котором можно было закупиться всем необходимым, для покорения этой вершины. В понятие «все необходимое» входили: фляжка шнапса, несколько бутылок пива, небольшая жаровня с набором для приготовления мяса на открытом огне, кастрюля с мясом и вязанка дров. Альпинисты отправились покорять вершину налегке.

Пусть наш дорогой читатель при слове «вершина» не представляет собой грандиозные шапки Гималаев или коварные пики Памира. Даже прогулка по Монблану в сравнении с самой высшей точкой Судет имеет право назваться альпинизмом, тем более что само это слово произошло от Альп; вояж нескольких молодых балбесов на Снежку с альпинизмом не имеет ничего общего, так как эта гора больше всего похожа на гигантский холм. На вершину Снежки ведет довольно удобная тропа (почти дорога), и вообще, предусмотрительные чехи сделали все возможное, чтобы поднявшийся на эту вершину турист не чувствовал себя обделенным благами цивилизации.

Итак, наши «альпинисты» праздновали Рождество практически в одиночестве. В былые годы на вершине Снежки в такое время было полно народу, но в связи с осенней аннексией Судетской области ни о каком туристическом бизнесе говорить не приходилось. Четверка молодых энтузиастов из семьдесят шестого отдельного пехотного полка решила свой первый значительный праздник провести «на высоте». Лейтенант Альбрехт Зееман раздувал угли в жаровне и с улыбкой слушал, как его товарищ — бывший мюнхенский студент размышляет о своем месте под солнцем.

— Нет, что не говорите, господа, а если бы не приход фюрера к власти, то все мы до сих пор влачили жалкое существование. Бр-р! Подумать только, я — потомок великих полководцев Мольтке вынужден был бы проектировать какие-то дейдвудные валы!

— Фриц! — с веселым смехом перебил его еще один лейтенант, — вы забываете, что среди нас нет инженеров! Поэтому приберегите свои заумные термины для тех, кто их поймет. Например, для местных фройлян.

— Я бы рад, — серьезно сказал Фриц Мольтке, — да вот беда! Местные фройлян пока что предпочитают местных парнишек.

— Они просто не в курсе насчет превосходства белокурых арийцев, — скептически заметил четвертый участник пирушки.