Красный опричник - [15]

Альбрехт проводил взглядом исчезающую за воротами колонну отпускников и глянул на часы. Половина двенадцатого. Сегодня здесь больше делать нечего, однако можно дождаться обеда и перекусить здесь. Чтобы лишний раз не тревожить фрау Зееман. Альбрехт считал себя достаточно взрослым, чтобы таким образом «заботиться о семье». Он еще раз заглянул в расположение своего взвода, отдал какие-то мелкие распоряжения отделенным унтерам и заглянул в ротную канцелярию.

— Пойдемте обедать, херр оберфенрих! — предложил ему Гауптман Шиллер, примеряющий перед зеркалом новую фуражку, — сегодня на обед тушеная говядина с картофельным пюре и суп с клецками. Вы как относитесь к супу с клецками?

— Великолепно! — искренне произнес Альбрехт.

— И я того же мнения.

По дороге в столовую Гауптман посоветовал оберфенриху подготовить родных к своему отъезду заранее. Ничего не уточнять, просто сказать с первым письмом они узнают номер полевой почты. Тем более, они должны оставаться в неведении относительно участия оберфенриха Зеемана в формировании нового войскового подразделения, ибо дело это весьма серьезное и секретное. Пусть оберфенрих не думает, что его считают за ребенка, но еще раз напомнить об этом — обязанность непосредственного начальника. Когда-нибудь и молодой Альбрехт Зееман станет начальником, и в его обязанности тоже будет входить воспитание своих подчиненных.

— Мне все понятно, херр Гауптман! — сказал Альбрехт, — отец у меня — человек понятливый. Служит в соответствующих органах. А мать и сестры давно отучились задавать скользкие вопросы.

— Так и должно быть! — серьезно кивнул Шиллер.

Они поднялись в офицерскую столовую, где офицеров кормили все тем же солдатским пайком, но за дополнительную оплату можно было получить что-нибудь сортом повыше. Альбрехт обычно всегда трапезничал вместе со своим взводом и очень редко заходил в офицерскую столовую. Шиллер был здесь тоже нечастым гостем. Поэтому они облюбовали столик в углу и помимо обычного обеда заказали лишь по стакану легкого красного вина по случаю выходного дня. Альбрехт попросил дополнительно принести ему сто грамм сыра, а Гауптман изъявил желание съесть порцию салата.

Когда обед был принесен, Шиллер приподнял свой стакан и тихо произнес:

— Мы с вами, господин оберфенрих, являемся основателями новой боевой единицы. Все начнется только с нас: я стану командиром отдельного батальона, а вот вас… вас, вероятнее всего, назначат командиром одной из рот. Каково?

Альбрехт едва не подавился клецкой.

— Герр Гауптман, но ведь я только полтора месяца, как командую взводом! Как же…

— Выпейте еще вина, юноша, оно — великолепно! — Гауптман глянул сквозь свой стакан на оттаявшие стекла окон офицерской столовой, — Германии нужно много офицеров. Германия намерена выбраться из того унизительного положения, в которое ее загнали Версальским договором страны Антанты. Я рекомендовал вас на эту должность. Вы справитесь. Ешьте суп, пока не остыл. А звание «лейтенанта» вам присвоено еще на прошлой неделе. Приказом по дивизии за номером тридцать. Так что потрудитесь сменить погоны!

— Слушаюсь, херр Гауптман! — кивнул головой Альбрехт. Ему стало не до еды. Как жаль, что никто не должен узнать, что ему предстоит вскорости командовать целой ротой. То есть, примерить под себя должность Гауптмана. Как бы обрадовался отец… эх, как жаль, что нельзя ему даже намекнуть. Ничего, потом он напишет письмо старику!

Обед после этого сообщения показался ему не самой важной на свете вещью. Важно то, что ему доверяет командование, важно то, что до сих пор ему казалось не совсем важным. Как жаль, что нельзя ни с кем поделиться такой радостной новостью!

Но нос у старого Отто был на месте. Когда Альбрехт вернулся домой и в осторожных выражениях намекнул отцу, что в течение следующей недели им придется сменить место дислокации, тот произнес:

— Сынок, я же вижу, что будет что-то еще… или старый труппфюрер СС неправ? Что-то с экзаменом?

— Нет, папа, экзаменов не будет. Мне, оказывается, уже присвоили звание лейтенанта. Нужно, кстати, сменить погоны…

— Альбрехт! — укоризненно покачал головой Отто, — что-то еще… такое, что про погоны ты вспомнил в последнюю очередь! Тебя назначили на другую должность?

Новоиспеченный лейтенант, в памяти которого всплыло полмиллиона различных инструкций и циркуляров, а также утреннее наставление командира батальона о необходимой маскировке, чертыхнулся про себя.

— Понимаешь, папа, — осторожно начал он, — обо всем этом нам нельзя рассказывать. Военная тайна…

— Еще бы, мне не понимать! — фыркнул труппфюрер, — ты мне только скажи, прав я или нет!?!

— Да! — тихо сказал Альбрехт, — кстати, мне нужно поспать пару часов. Сегодня я приглашен на вечеринку по случаю отбытия нашего полка из Дрездена.

— Конечно, сынок! Перед гулянкой нормальному человеку всегда необходимо отдохнуть. Ибо ни одна работа так не способна вымотать человека, как хорошая гулянка. И не беспокойся. Матери я объясню все сам — врать ты еще не умеешь.

Альбрехт зашел в ванную и умылся. Затем проследовал в свою комнату, где аккуратно снял форму и разложил ее на стуле. Завесил темно-синие шторы и улегся под одеяло. Сон не шел, но он усилием воли заставил себя ни о чем не думать и вскорости уснул. Ему снилось, будто он ведет свою собственную роту торжественным маршем по Рейхсканцлерплац, а Фюрер с балкона приветливо машет ему рукой. Затем ему снилось, что его назначают командиром батальона вместо убитого Шиллера, и он приказывает батальону атаковать неприятельские позиции. В тот момент, когда они брали в плен французского генерала, его разбудила фрау Зееман и сказала, что уже половина шестого. Французский генерал был спасен, а стремительно перенесенный из войны в мирное время Альбрехт еще долго сидел на кровати и тупо пялился в темное окно, шторы на котором уже были отвешены.