Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - [122]

Как принято сейчас говорить, мне «показали палец», но что это за палец, Фрэнк? Какой это палец и чьей руки? Чьей руки на чьем плече? Чье это плечо на чьем теле? Что это за тело, Фрэнк? Не пойми меня превратно: я не хочу знать, как его зовут — я ненавижу неизвестное мне это за то, что оно не может быть никем иным, как предателем, а предатель — безусловно, единственное неприкасаемое существо человеческой породы. Я хочу, чтобы ты знал [чей это палец]. Я хочу, чтобы ты знал намерения и природу голоса, который ты услышал.

Я не собираюсь рассказывать тебе, как выиграть эту войну ‹…› я скажу тебе, как замечательно можно ее проиграть. Ее можно проиграть, если мы будем разделены между собой. Ее можно проиграть, если стравить неевреев с евреями, черных с белыми, труд с капиталом, серп и молот со звездами и полосами. Я еврей-американец, а не американский еврей. И как еврей-американец, я американец в первую, последнюю и все остальные очереди. — Сэнфорд, 2 мая 1942 года.

Капра ответил:

Я знаю, это очень болезненная для нас обоих тема. Ты ошибаешься в одном: что это я положил тебя на полку, потому что подозреваю, что ты коммунист. Да мне плевать с высокой колокольни, кто ты такой, пока ты в первую очередь американец. Что касается того, что ты еврей, это так же абсурдно. Если мы сражаемся не за уничтожение любой дискриминации, то какого черта мы вообще сражаемся?

Беда была в том, что проектом Капры — с Сэнфордом или без него — были недовольны и Голливуд, и Пентагон. Что касается Сэнфорда, то роковым для него оказалось участие в бюджетной комиссии Конгресса трех членов КРАД: Гарри Биму, Джозефу Кейси и Джо Стейрнсу (специалисту по Эврипиду) имя Сэнфорда было знакомо.

Комитет Дайса свалился нам на голову, желая знать, кто и чему будет учить солдат. Они затребовали имена всех участников. Нам указали, что ты слишком красный, и G-2 прислала меморандум, предостерегающий против тебя. Пожалуйста, Джон, не надо меня убеждать в том, что ты можешь приносить пользу. Недавно Конгресс срезал финансирование всех военных фильмов. Если они продолжат такую политику в отношении армии, мы пойдем на дно. Я не говорил об этом никому из друзей, потому что боюсь, что они попытаются что-то сделать. Огласка только повредит программе. Позволь мне переждать, пока все это пройдет, чтобы я был свободнее в своих действиях. И еще одно: твое письмо так же пленительно, как твои сценарии. — Капра.

Литературную завершенность «эпистолярной новелле» придал ответ Сэнфорда 15 мая 1942-го:

Я понимаю, в какой ты жопе в том, что касается свободы выбора и действия. Я отдаю себе отчет, что за силы перемалывают тебя и твой проект, и узнав, что ты держишь их за тех, кто они есть, узнав, что ты не нуждаешься в моих предупреждениях, чтобы держать ухо востро с пораженцами, умиротворителями и пятой колонной, испытал глубочайшее удовлетворение. Перемели сам этих ублюдков, Фрэнк. Я за тебя, как и все чего-то стоящие американцы.

Когда миновали трения с Конгрессом, Капра передислоцировался в милый Голливуд и вновь пригласил Сэнфорда в сентябре 1943-го. Дурной сон повторился. Сэнфорд опять оказался «неприемлем». Отвергла его и офицерская школа, куда он пытался поступить. В глубокой депрессии Сэнфорд написал в апреле 1944-го Капре, «единственному, кто, я знаю, выслушает меня» письмо с просьбой составить ему протекцию в Отделе психологической войны УСС.

Капра не ответил.

* * *

Между тем группа Ивенса работала — под плотным, плотнее некуда, наблюдением ФБР — над фильмом «Узнай своего врага: Япония». В ход шел любой доступный японский материал — монтаж и комментарии придавали ему нужный смысл. Дисней отвечал за анимированного Хирохито, изображенного в виде камикадзе.

Ивенс был уникальным пропагандистом-лириком, что лишь усложняло работу. Хроника вручения вдовам и матерям павших солдат урн с прахом натолкнула его на неотразимый контрпропагандистский ход. Давайте разоблачим наглую лживость церемонии: понятно, что в урнах лежит что угодно, но только не прах сгоревших танкистов и утонувших моряков. Но достоинство страдания женщин в трауре поразило Ивенса, и он не смог бросить их горе в пропагандистскую топку. В конце 1943-го черновик фильма отослали в Генштаб. 7 января 1944-го Капра вызвал Ивенса: «Они отказались принять твой фильм и велели тебе ‹…› покинуть проект».

Концепция Ивенса противоречила победившей политической линии. Для него Хирохито — военный преступник, но не злодей из комикса, не самостоятельная сила, а орудие «настоящих правителей Японии», милитаристов и капиталистов. Избавившись от них, японцы построят демократию. Вашингтон имел другие виды на Хирохито. Ему не грозил международный трибунал, а политической системе — демонтаж. Императору и «настоящим правителям» предстояло охранить побежденную Японию от левого крена.

Вместе с Ивенсом уволили Ван Донген, на которой за несколько дней до того он женился. Не из сентиментальных (их любовь изжила себя), а из практических соображений: теперь бюрократия хотя бы не могла разъединить творческий дуэт. Свидетелем на свадьбе был Калатозов.

Форман остался в группе и вместе со сценаристом Ирвингом Уоллесом пытался спасти хоть что-то от первоначального замысла.