Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - [28]

Под всеобщий смех и аплодисменты Бэрримор осадил его: «Мистер Вайда похож на человека, остановившегося сделать маникюр по пути на гильотину».

Поднялась Мей Робсон – австралийка, работавшая в Голливуде с былинного 1916 года: «Как старейшая из присутствующих, я согласна на понижение».

Чертенком взвился восьмилетний Фрэдди Бартоломью: «Как младший из присутствующих…»

Студия дружно проголосовала «за», Майер пообещал лично проследить, чтобы в будущем его жертвы получили компенсацию.

Но вот только после собрания, проходя по железному мосту, ведущему к офису Майера, сценарист Сэмюэл Маркс подслушал, как тот горделиво подмигнул своей правой руке Бенни Тау: «Ну? Как я их?»

Через полчаса об этом знала вся студия. А еще через несколько дней студия узнала, что Майер назначил вице-президентом своего зятя Селзника, положив ему четыре тысячи в неделю. О том, что на пике «затягивания поясов» руководство студии выписывало себе бонусы, составлявшие 20–25 процентов чистой прибыли, станет известно лишь через два года.

Майер создал больше коммунистов, чем Карл Маркс, и больше демократов, чем кто-либо в мире. – Альберт Хэккет.

* * *

10 марта Голливуд пережил сразу два потрясения. Калифорнию – только этого не хватало ей для полного счастья – тряхнуло землетрясение силой в 6,3 балла: 115 погибших, пять тысяч раненых, 45-миллионный ущерб. А технические работники студий – плотники, электрики, художники декораций, больше всего пострадавшие от инициативы магнатов, припомнив прежние «временные» понижения зарплат на 10 процентов (1927, 1931) и локауты (1930, 1931), забастовали. Они одни могли позволить себе такую роскошь: только их защищал единственный в Голливуде профсоюз – Международное объединение театральных работников (МОТР).

13 марта студии закрылись: никто не поручился бы, что не навсегда. Магнаты, проведя день в непрерывных совещаниях, объявили: на тех, кто получает меньше 50 долларов в неделю, секвестр не распространится, остальным зарплаты восстановят в прежнем объеме через восемь недель.

Через восемь недель Гарри Уорнер перенесет реставрацию зарплат еще на девять недель и перехитрит самого себя: желая выгадать, он потеряет своего самого блестящего продюсера. Занук, сам в прошлом сценарист, пойдет на принцип, не желая выглядеть лжецом в глазах бывших коллег, и покинет студию. Злые языки утверждают: он воспользовался ситуацией, чтобы представить давно задуманную измену благородным жестом.

Уолл-стрит спас Голливуд, взяв четыре обанкротившиеся крупнейшие студии под принудительное управление: Рокфеллер и Морган поделили управление Paramount, связанный с Морганом Irving Bank (затем – Atlas Corporation) получил RKO, Chase National Bank финансировал 20th Century Fox.

Правда, банки в свою очередь перешли под федеральный контроль и, пока правил ФДР, на политику студий не влияли. Зато когда политический курс изменится, позиция банкиров Восточного побережья окажется роковой для Голливуда.

Творческие работники, позавидовав плотникам, поняли, что их единственное спасение – в создании своих профсоюзов, причем немедленно. Тут-то и пришло время выйти из тени заговорщикам, месяц с лишним работавшим в обстановке глубокой конспирации. Заговорщиками оказались сценаристы.

* * *

На каждый частный бассейн приходится тысяча меблированных комнат с «удобствами в холле». На каждый «роллс-ройс» – сотня «шеви», едва способных дохромать от студии до студии. – New Masses, 5 октября 1937 года.

Претензии к студиям накопились даже у самых привилегированных представителей самых привилегированных цехов.

Баловням-актерам «клетка» семилетних контрактов уже не казалась золотой. Даже во время длительных простоев хозяева могли по прихоти запретить им съемки на другой студии. А если разрешали, то по умолчанию продлевали контракт на срок этих съемок. Об условиях труда говорить не приходилось. Даже такие звезды, как Роберт Монтгомери, жаловались на 17-часовые смены, в течение которых они не имели возможности ни выпить кофе, ни принять душ.

Джек Уорнер приговаривал: «Дай актеру передышку, и он тебя отымеет».

Режиссеры – самая богатая, лояльная и властная творческая профессия. А среди них кто, как не Капра, обладал максимальной творческой свободой и популярностью? Кто, как не он, в назидательном фильме о банковском крахе «Американское безумие» (1932) предвосхитил идеалы «нового курса», которые неустанно транслировал затем в популистских комедиях? Кто еще мог похвастать тремя за пять лет «Оскарами» («Это случилось однажды ночью», 1934; «Мистер Дидс переезжает в город», 1937; «С собой не унесешь», 1938)? Однако именно Капра взывал:

Только полудюжине режиссеров позволено снимать, как они хотят, и контролировать монтаж. Мы просим лишь об одном: чтобы режиссерам было позволено читать сценарии, которые им предстоит снимать, и собирать черновой вариант фильма для представления главе студии. – New York Times.

Но умница Тальберг пророчески заметил (1929):

Доминирующая и, должен сказать, опаснейшая сила в киноиндустрии – сценаристы.

* * *

Голливуд впитывал цвет литературы. В разные годы там работали Вудхаус, Дос Пассос, Дороти Паркер, Эптон Синклер, Уэст, Фицджеральд, Фолкнер, Бен Хект, Лилиан Хеллман, Ленгстон Хьюз, Хэммет, Чендлер, Роберт Шервуд, Хаксли. Они презирали кино, но не могли устоять перед его магией и его деньгами. Дос Пассос пенял своему издателю: «Если бы твои люди продали больше моих книг, мне не пришлось бы оставаться в этом квартале красных фонарей».