Красный меч: Скрижали небес - [29]

— Главное — не ссы, - успокаивал меня Энди, защелкивая набедренник, — ты пока — нулевка, и автомат лишь прощупает твои возможности. Получишь пару синяков и растяжений, но это не смертельно. А потом привыкнешь. Боевки проходят каждый день. Сначала изучение свитков, затем — бой, свитки — бой, и так каждый день, кроме воскресенья.

— Я же еще не изучал свитки, — в шлеме мой голос звучал глухо, а еще меня била необъяснимая дрожь, почему-то я боялся этого испытания больше, чем боя на арене.

— Я же говорю тебе, - Энди посмотрел на меня и поправил замки и завязки на моих доспехах, - это — пробная тренировка, после нее тебе выдадут свитки. — Все, ты готов!

Мы встали к манекенам, они были закреплены персонально за каждым учеником. Видимо, это было связано с особенностями действия амулетов. Мой воображаемый друг раньше тренировал Саймона, а до него еще сотни, а может и тысячи бойцов. Время сделало древесину, из которой он был изготовлен, серой и покрыло ее поверхность мелкими трещинами. Но я обратил внимание на другое. На деревянном големе не было механических повреждений. Ни царапин, ни зазубрин, ни вмятин — ничего из того, что должно было появиться после множества боевых тренировок.

— Бой! — звучит голос учителя, по залу проходит практически неощутимая энергетическая волна, и манекены приходят в движение. Пространство наполняется вздохами, криками и глухими звуками ударов.

Мой спарринг-партнер какое-то время не движется, а затем резко выбрасывает вперед обе ладони. Я получаю удар в грудь, но не особо сильный, видимо это — лишь проба пера. Выпад коленом застает меня врасплох, бедро сводит от боли, но деревянные руки продолжают двигаться. Тычок кулаком в шлем уже ощутимее, меня отбрасывает от механического воина, и я на секунду теряю ориентацию в пространстве. Следующий выпад блокирую выставленным вперед локтем левой руки и пробиваю правой в гладкое, похожее на яйцо, лицо манекена. Маневр удается, но в грудь мне прилетает увесистый болезненный пинок. Бью обеими руками по деревянным конечностям сверху вниз и, слегка наклонившись, врезаюсь острым околышем шлема в шею механической куклы.

Мир переворачивается, меня подхватывают деревянные руки, крутят в воздухе, и бросают на каменный пол. Шлем не полностью гасит удар, затылок взрывается болью, а рот наполняется кровью. В ушах шумит, и я вижу опускающуюся стилизованную ступню слишком поздно. Успеваю лишь наклонить голову, и тяжелая пята врезается в пол в паре сантиметров от шлема.

Переворачиваюсь на бок и бью обеими руками по другой ноге манекена, уже занесенной для удара. Он теряет равновесие, пытается удержаться в вертикальном положении, а затем падает на пол за моей спиной, и бьет меня в спину коленями.

Я не могу вдохнуть, воздух застывает в легких, а в висках появляется противный равномерный стук. Я медленно встаю сначала на четвереньки, затем на ноги, и начинаю навешивать удары почему-то замедлившемуся манекену. Он уходит в глухую оборону, ставит блоки, но снова ускоряется, движется все быстрее и быстрее, и, наконец, выбрав момент, пробивает мою защиту. Металлический нагрудник прогибается внутрь, трещат ребра, и после короткого полета я врезаюсь спиной в каменную стену. Грудь заливает чем-то теплым, и свет перед моими глазами меркнет. Я выключаюсь с мыслью о том, что механический голем все же не отправил меня в нокаут первым же хуком.

Глава 15

Потолок был непривычно сер и высок. Массивные каменные балки, разделяющие его на аккуратные прямоугольники, железнодорожными шпалами уносились назад. Меня несли на руках. Бежали по длинному коридору, что-то кричали и постоянно заглядывали в глаза. Учителя. Слишком старые, умудренные опытом, лица. И встревоженные глаза.

Меня положили на каменный постамент под яркий прямоугольник света, дали что-то понюхать, от чего мысли на мгновение прояснились, а затем влили между губами горькую настойку. Потом еще одну. И еще. И еще. И снова светящиеся силой глаза. На этот раз серые.

Пробуждение было внезапным, как легкий удар тока, как будто кто-то подключил мое сознание к питанию. Я лежал на холодном камне, укрытый грубой, похожей на мешковину, тканью. Над головой, в правильном прямоугольнике проема крыши мерцали звезды. Значит, я не в морге, и все еще жив.

В теле ощущалась легкая слабость, кружилась голова и очень хотелось пить. Я отбросил покрывало и аккуратно сел. Одежды на мне не было. Что ж, до дома я дойду и обнаженным, осталось лишь понять, где я, и построить оптимальный маршрут, чтобы не оказаться в таком виде на женской половине.

— Ты очнулся, поздравляю, — прозвучал приятный мужской голос из-за спины. — Выжил все же, хотя никто уже и не надеялся.

Мужчина встал из-за стола, и, зябко кутаясь в теплый халат, подошел ко мне. Это был один из учителей, который сидел в ложе во время моего первого боя на арене. Я даже запомнил цвет лент, вплетенных в его косу — ярко-зеленый. Он положил ладонь мне на грудь и принудил лечь.

— Тебе не стоит сейчас двигаться, — пояснил он, снова укрывая меня покрывалом, — процесс регенерации еще не завершился.

— Регенерации? — удивленно переспросил я. — Все было так серьезно?