Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольникова - [7]

* * *

В один из своих приездов из Кронштадта в Питер Фёдор Раскольников зашёл к Алексею Максимовичу Горькому. Его знакомство с ним состоялось заочно ещё в 1912 году, когда он отправил ему на Капри письмо от имени Петербургского землячества студентов Петербургского политехнического института с просьбой бесплатного предоставления из книжного склада «Знание» литературы для земляческой библиотеки. Алексей Максимович тогда быстро ответил согласием, и так как момент его письма совпал с обострением студенческого движения, то он к своему письму прибавил несколько строчек политического содержании: «От души желаю бодрости духа и в трудные дни, вами ныне переживаемые. Русь не воскреснет раньше, чем мы, русские люди, не научимся отстаивать своё человечье достоинство, не научимся бороться за право жить так, как хотим». (Это письмо Горького в числе других «преступлений» Раскольникова было инкриминировано ему жандармами ещё во время ареста летом 1912 года.)

Лично же Фёдор познакомился с Горьким только весной 1915 года в Петрограде на Волковом кладбище, где проходили похороны историка В. Я. Богучарского. Обратив внимание на его гардемаринскую шинель, Горький тогда с добродушным сарказмом заметил: «Здорово вас, правдистов, переодели». Это было как раз во время империалистической войны.

А вскоре после февральской революции Фёдор посетил Горького у него на квартире, где проводилось очередное заседание.

«Меня провели в небольшую гостиную и попросили подождать, — описывал свою встречу с Алексеем Максимовичем Раскольников. — Дверь в соседнюю комнату была открыта, и оттуда доносились обрывки чьей-то речи…

Вскоре в комнату, где я ожидал конца достаточно нудного заседания, быстрой походкой вошёл беллетрист И. Бунин, сейчас обретающийся в бегах. Узнав, что я приехал из Кронштадта, Бунин буквально засыпал меня целой кучей обывательских вопросов: „Правда ли, что в Кронштадте анархия? Правда ли, что там творятся невообразимые ужасы? Правда ли, что матросы на улицах Кронштадта убивают каждого попавшегося офицера?“ Тоном, не допускающим никаких возражений, я опроверг все эти буржуазные наветы. Бунин, сидя на оттоманке с поджатыми ногами, с огромным интересом выслушал мои спокойные объяснения и вперил в меня свои острые глаза. Офицерская форма, по-видимому, внушала ему доверие, и он не сделал никаких возражений.

Вскоре совещание в соседней комнате закончилось, и Горький в сопровождении гостей прошёл в столовую, приглашая нас за собой. Мы уселись за чайным столом.

За столом Бунин, обращаясь к Горькому, сказал ему: „А знаете, Алексей Максимыч, ведь слухи о кронштадтских ужасах сильно преувеличены. Вот послушайте-ка, что говорят очевидцы“. И я был вынужден снова повторить рассказ о кронштадтском благополучии. Максим Горький выслушал меня с большим вниманием, и хотя на его лице промелькнуло недоверчивое выражение, он открыто ничем не показал его…»

Выслушав Раскольникова, Горький сказал, улыбаясь:

— Молодцы, моряки! Да и вы молодец! — и похлопал дружески мичмана по плечу.

* * *

16 апреля в Петроград прибыл Владимир Ильич Ленин, который был восторженно встречен трудящимися. На площади финляндского вокзала с башни броневика перед тысячами встречавших его революционных рабочих, солдат и матросов Ленин призвал партию, рабочий класс и революционную армию на борьбу за социалистическую революцию. Вот как описывал эти события в своём романе «Отступник: драма Фёдора Раскольникова» писатель Владимир Иванович Савченко:

«…Лев Борисович Каменев жил на Песках, на одной из Рождественских улиц, ближе к Таврическому саду, в квартире просторной и пустоватой. В комнатах, выходивших в прихожую, и в самой прихожей по стенам стояли голые диваны, служившие для ночёвок партийных товарищей, приезжавших на время в Питер, или припозднившихся питерских из заневских районов. Здесь каждую ночь толклось множество народу.

Владимир Ильич Ленин

Отсюда было недалеко до Таврического дворца, где заседал Петроградский Совет, в работу которого он немедленно включился, войдя в большевистскую фракцию. Не так далеко было и до редакции возобновлённой „Правды“. Каменев был введён в редакцию „Правды“ Русским бюро ЦК вместе с его товарищем по сибирской ссылке, членом бюро ЦК — Сталиным. Эти двое, в сущности, и заправляли газетой.

Каменев с женой Ольгой Давыдовной ждали Раскольникова, были одеты, готовы ехать. Но ждали и ещё кого-то, кто должен был подойти ещё раньше, однако задерживался. Каменев нервничал, не опоздать бы на вокзал, железнодорожники обещали подать специальный поезд для петроградской делегации встречающих…

В одной из дальних комнат происходило многолюдное совещание, время от времени оттуда выскакивали возбуждённые люди, искали Каменева, перекидывались с ним двумя-тремя фразами и снова исчезали в недрах квартиры.

И. В. Сталин

Вышел в прихожую Сталин, небольшого роста сухорукий грузин, тоже о чём-то переговорил с Каменевым. Двинулся было обратно во внутренние покои, но, заметив Раскольникова, приостановился, как бы подумав о чём-то, неспешно подошёл к нему. Со Сталиным знаком был Раскольников через „Правду“, приходил туда к Каменеву или Молотову, с которыми связан был ещё по довоенной „Правде“, доставлял им новости из Кронштадта, и всегда при их разговорах присутствовал этот молчаливый грузин. Он никогда ни о чём не спрашивал, не делал никаких замечаний, не давал указаний, Фёдор тоже его ни о чём не спрашивал, ни о чём не просил, хотя знал, что он имеет вес и влияние и в редакции газеты, и в ЦК.