Красный Элвис - [4]

Вернувшись, он с ходу взял несколько партий гипсокартона. Бизнес шел неплохо, но Гога уже увлекся новой идеей, которая занимала все больше места в его фантазиях и проекциях, — он решил пойти в клубный бизнес. Именно в этот тревожный момент наши герои и встретились.

— Послушай, — сказал Гога другу детства, — я в этом бизнесе человек новый, мне нужна твоя помощь. Хочу открыть клуб.

— Ну, ты знаешь, — ответил ему старый приятель, — вообще-то я в этом не очень разбираюсь, но если хочешь, могу расспросить людей.

— Ты не понял, — сказал Гога, — мне не нужно расспрашивать людей, я сам все знаю, мне нужен компаньон, понимаешь? Я хочу, чтобы ты делал этот бизнес со мной, мне так выгодно, понимаешь: я знаю тебя с детства, знаю твоих родителей, я знаю, где тебя, в случае чего, искать, если ты надумаешь меня кинуть. И главное, ты тут уже со всеми работал. Ты настоящий компаньон.

— И что, — спросил Саныч, — ты правда собираешься на этом заработать?

— Понимаешь, — ответил ему на это Гога Ломая, — заработать я могу на чем угодно. Ты думаешь, я это для бабок? Да у меня на Балашовке пять вагонов гипсокартона стоят, я их хоть сейчас продам — и на Кипр! Но понимаешь, в чем мой пафос, — я не хочу на Кипр. И знаешь, почему я не хочу на Кипр? Мне почти тридцать, кстати, как и тебе, правильно? У меня был бизнес в четырех странах. Меня разыскивает прокуратура нескольких автономных республик. Я давно должен был умереть где-нибудь в тундре от цинги. Я трижды попадал под обстрел. У меня брал шприцы Басаев. Меня едва не расстрелял красноярский ОМОН. Один раз в машину, на которой я ехал, попала молния — пришлось менять аккумулятор. Я плачу алименты одной вдове в Ингушетии, остальным не плачу. У меня половина зубов — вставные; однажды я чуть не согласился продать почку, когда нужно было выкупить партию металлообрабатывающих станков. Но я вернулся домой, у меня бодрое настроение и здоровый сон, половину моих друзей уже перебили, но половина еще живые. Вот ты тоже живой, хотя какие у тебя были шансы! Понимаешь, как-то так вышло, что я выжил, и раз уж я выжил, я себе подумал: ну, о’кей, Гога, о’кей, теперь все нормально, теперь все будет хорошо, если тебя не расстрелял красноярский ОМОН и не убило молнией, так какой еще Кипр тебе нужен?! И я вдруг понял, чего на самом деле мне хотелось всю жизнь. Знаешь чего?

— Чего? — спросил его Сан Саныч.

— Всю жизнь мне хотелось иметь свой клуб, понимаешь, свой клуб, в котором я смогу сидеть каждый вечер и откуда меня никто не выкинет, даже если я начну рыгать в меню. И что я сделал? Знаешь, что я сделал? — Гога засмеялся. — Я просто взял и купил себе этот гребаный клуб, понимаешь?

— Когда купил? — переспросил его Саныч.

— Неделю назад.

— И что за клуб?

— Ну, это не совсем клуб, это бутербродная.

— Что? — не понял его Саныч.

— Ну, кафе «Бутерброды» знаешь? Работы там до хуя, но место хорошее, в районе Иванова. Скину гипсокартон, сделаю ремонт, и все мои неврозы останутся в прошлом. Только мне нужен компаньон, сам понимаешь. Нравится идея? — спросил он Саныча.

— Название нравится.

— Какое название?

— Название клуба: «Бутерброды».

И вот они договорились на следующее утро встретиться в клубе. Гога обещал познакомить компаньона с будущим арт-директором. Сан Саныч подъехал вовремя; его напарник уже был на месте и ждал на улице под дверью «Бутербродов».

«Бутерброды» выглядели не лучшим образом. Последний раз ремонт тут делали лет тридцать назад, а учитывая, что их и построили лет тридцать назад, можно сказать, что ремонт тут не делали вообще. Гога открыл навесной замок и пропустил вперед Сан Саныча. Сан Саныч вошел в полутемное помещение, заставленное столами и пластиковыми креслами. «Ну вот, — подумал он печально, — нужно было оставаться в „Боксерах за справедливость“». Но отступать было поздно — Гога зашел следом и запер за собой дверь. «Сейчас придет арт-директор, — сказал он и сел за один из столов, — давай подождем».

Арт-директора звали Славиком. Славик оказался старым торчком. На вид ему было лет сорок, но это можно было списать на наркотики. Он опоздал на полчаса, сказал, что были пробки, потом сказал, что ехал на метро, одним словом, темнил. Был в старой джинсовой куртке и носил большие мудацкие солнцезащитные очки, снимать которые в темном подвале принципиально отказался.

— Где ты его взял? — спросил тихо Саныч, пока Славик ходил и разглядывал помещение.

— Мама порекомендовала, — так же тихо ответил Гога. — Он во Дворце пионеров худруком был, потом его выгнали, кажется за аморалку.

— Ну, ясно, что не за религиозные убеждения, — сказал Саныч.

— Ладно, — ответил ему Гога, — все о’кей.

— Ну что, — крикнул он Славику, — нравится?

— В принципе, нравится, — озабоченно ответил Славик, подошел к ним и сел на пластиковый стул.

«Еще бы этому мудаку что-то тут не нравилось», — подумал Саныч и даже телефон отключил, чтобы никто не мешал. Тем более что звонков все равно не было.

— Ну и что? — Гога откровенно наслаждался ситуацией. — Что скажешь, какие идеи?

— Значит, так, — Славик тяжело выдохнул воздух и достал какую-то голимую папиросу. — Значит, так. — Он какое-то мгновенье помолчал.