Красный, белый и королевский синий - [80]

Алекс моментально забывает о блинчиках и обо всем вокруг. Не потому что хочет сотворить с Генри что-нибудь невероятно грязное и непристойное, возможно, даже в этом самом фартуке, а потому, что любит его. А разве не дико знать, что именно это и делает все непристойности такими приятными?

– Не знала, что у нас тут вечеринка, – внезапно раздается голос Норы, и Генри отпрыгивает от Алекса так быстро, что чуть не приземляется задницей в чашу с маслом. Она подходит ко всеми забытой кофеварке, глядя на них и хитро ухмыляясь.

– Это выглядит негигиенично, – с зевком замечает Джун и опускается на стул.

– Извините, – застенчиво произносит Генри.

– Не извиняйтесь, – бросает Нора.

– Я бы и не стал, – говорит Алекс.

– У меня похмелье, – встревает Джун, потянувшись к кувшину с шампанским и апельсиновым соком. – Алекс, все это сделал ты?

Алекс пожимает плечами, и Джун прищуривается на него сонным, но многозначительным взглядом.

В этот день, стараясь перекричать шум лодочного мотора, Генри обсуждает с отцом Алекса парусники на горизонте, что в итоге переходит в сложную дискуссию о подвесных моторах, которую Алекс даже не надеется понять. Прислонившись спиной к носовой части лодки, он просто смотрит на них и легко себе представляет: Генри приезжает с ним к озеру каждое лето, учится готовить жареную кукурузу, вяжет аккуратные морские узлы, идеально вписываясь в его странную семейку.

Поплавав, они, перекрикивая друг друга, спорят о политике и вновь принимаются играть на гитаре. Генри фотографируется с Джун и Норой, обе в купальниках, и он обнимает их за плечи. Нора хватает его подбородок рукой и лижет в щеку, а Джун зарывается пальцами в его волосы и склоняет голову к шее, ангельски улыбаясь в камеру. Генри посылает снимок Пезу и получает в ответ расстроенный хаотичный набор букв и плачущие смайлики, и все они едва не уписываются от смеха.

Как хорошо. Все очень-очень хорошо.

Ночью Алекс лежит без сна, с животом, набитым жаренным на костре зефиром и бесконечными бутылками Shiner. Он смотрит на завитки на деревянных панелях верхней койки и думает о том, как взрослел в этом месте. Он вспоминает те времена, когда был мальчишкой, веснушчатым и бесстрашным, когда весь мир казался блаженно бесконечным, но все имело свой совершенный смысл. В те времена Алекс часто убегал на пирс, где сбрасывал с себя одежду и нырял с головой в озеро.

Все было на своих местах.

Ключ от своего детства Алекс всегда носит на шее, но он не знает, когда в последний раз вспоминал того мальчишку, который когда-то отпирал им замок.

Возможно, потеря работы – не самое худшее, что могло с ним случиться. Он размышляет о своих истоках, о двух языках, которыми владеет.

Чего он хотел, когда был ребенком? Чего хочет сейчас? И как эти вещи пересекаются между собой? Возможно, именно тут и находится точка их пересечения – здесь, где вода нежно плещется о ноги. Здесь, где кривые буквы вырезаны по дереву карманным ножом. Где раздается ровное биение сердца человека, лежащего рядом с ним.

– Генри? – шепчет он. – Ты не спишь?

Генри вздыхает.

– Как обычно.

Проскочив мимо одного из охранников принца, клюющего носом на веранде, они бросаются по траве вниз, к пирсу, толкая друг друга плечами. Генри смеется громко и заливисто, его загорелые плечи отливают розовым в темноте, а Алекс смотрит на него, и что-то живое наполняет его изнутри – чувство, что он смог бы переплыть все озеро целиком на одном дыхании. Подбежав к концу пирса, он сбрасывает с себя футболку и уже начинает стряхивать с ног боксеры, когда Генри бросает на него удивленный взгляд. Алекс лишь смеется и прыгает в воду.

– Ты невыносим, – говорит Генри, когда Алекс выныривает на поверхность, однако едва колеблется, прежде чем сам сбрасывает одежду.

Стоя голышом на краю пирса, он смотрит на голову и плечи Алекса, торчащие из воды. Его очертания в лунном свете, такие плавные и продолговатые, кожа сияет мягкими голубами оттенками, а сам он настолько красив, что в этот самый момент Алекс думает: эти мягкие тени, бледные бедра и кривая улыбка должны быть запечатлены на портрете Генри, который войдет в историю. Вокруг его головы летают светлячки и приземляются на волосы. Настоящая корона.

Его прыжок в воду настолько грациозный, что это вызывает бешенство.

– Ты можешь делать хоть что-то и не быть таким чертовски идеальным? – спрашивает Алекс и плещет в него водой, когда Генри всплывает на поверхность.

– Очень приятно слышать такое от тебя, – отвечает Генри, ухмыляясь так же, как когда пил на спор – словно ничто в мире не доставляет ему большего наслаждения, чем раздраженный Алекс под боком.

– Не понимаю, о чем ты, – говорит Алекс, подплывая к нему.

Они гоняются друг за другом вокруг пирса, ныряя на неглубокое дно озера и всплывая обратно к лунному свету так, что виднеются только их локти и колени. Алексу наконец удается поймать Генри за талию, и он прижимает его к себе, скользя влажными губами по пульсирующей вене на его шее. Он хочет навсегда остаться между его ног. Он хочет находить все новые и новые веснушки на носу Генри, сравнивая их со звездами в небе и заставляя Генри называть созвездия.