Красные туфельки - [152]

Следователь поинтересовался:

— А почему не использовал нож?

— Ножом сразу не убьёшь, жертва может закричать.

— А почему не топором?

— Топор тяжеловат, как-то несподручно. А вот молотком в самый раз — он и лёгок, и удар силён, кровь от него не брызжет. Я ещё до выхода продумал, что для убийства такого здоровяка, как Хэ, нож хуже, чем топор, а топор не сравнится с молотком. Главное — застать врасплох, скорость определяет успех.

Следователь, увидев, что преступник воодушевился, как будто он актёр и это дело лично его не касается, перебил Чэня:

— А почему ты сразу пошёл убивать?

— Чтобы отрезать себе путь назад. Я подумал, что мне понадобится как минимум двадцать-тридцать тысяч юаней, и без убийства здесь всё равно не обойтись, уж лучше убить сразу, чтобы потом не колебаться.

— А почему потом больше никого не убил?

— Не мог людям в глаза смотреть, боялся. Я спать не мог, всё думал о Хэ Лаоэре.

— А сейчас?

— Сейчас намного лучше. Вот рассказал обо всём — и отлегло.

* * *

Чэнь Минъи, поплутав, наконец с горем пополам привёл полицейских к заброшенному пруду. Полиция вызвала рабочих для откачки воды. Когда пруд осушили, то действительно нашли в иле молоток и ключи. Чэня официально арестовали, и после прояснения всех обстоятельств, сбора необходимых доказательств районный суд второй инстанции по всей строгости закона приговорил его к смертной казни.

Когда Чэнь Минъи попал в камеру смертника шириной в пять-шесть шагов и длиной в семь-восемь, то упал духом и каждый день рыдал, повиснув на решётке. Вслед за ним плач поднимался во всём отделении. Старый тюремщик, послушав этот плач несколько дней, сделал вывод, что все рыдают от ужаса, а Чэнь Минъи — от чего-то другого. Его плач был каким-то глубоким, чистым, задушевным.

Тюремщик выбрал солнечный день, вывел во двор измождённого, с трудом передвигающего ноги Чэнь Минъи и налил ему рюмку водки.

— Ты о ком плачешь?

— О моём отце.

— Слышал, ты почтительный сын. Жаль, ты ведь здесь самый образованный, самый воспитанный. Как обидно, что ты ступил на кривую дорожку.

— Мне ничего больше не оставалось.

— Неужели ничего придумать нельзя было?

— Я пробовал, но надолго не хватило. Врач сказал, что уремия — это такая болезнь, при которой жены уходят, а дети разбегаются, при этом недуге дети перестают проявлять заботу. На лечение уйдёт всё имущество, ещё и побольше нашего. Подумай, ведь если моча не уходит, все шлаки остаются в организме. Нужно пересаживать почку, а если нет денег на операцию, остаётся лишь диализ. Если ситуация не очень тяжёлая, то в год нужно сто тысяч. А если потяжелее, то и двести-триста тысяч. Я набрал много долгов в школе, назанимал у родственников, даже школьники сдавали пожертвования, но эти деньги, что капли, попавшие на раскалённую печь, — они вмиг испарялись.

— Поэтому ты стал грабить и воровать?

— Поэтому я стал грабить, воровать и убивать.

— А не мог ты остаться в стороне? Все умирают, и твой отец не исключение.

— Я не мог убить своего отца.

— Да я не говорю убить, просто остаться в стороне. Каждому Небом отпущен свой срок.

— Это и означает убить. Моя жизнь, учёба в университете, работа — всё это мне дал отец, он кровь свою продавал. А сейчас у него беда, а я останусь в стороне? Ему только сорок девять, он ещё моложе вас, дядюшка.

Старый тюремщик взял Чэнь Минъи за руки, закатал его рукава и стал рассматривать:

— Ты тоже продавал кровь.

— Когда я учился, мне казалось, что ничем не смогу отблагодарить отца. Каждый день я читал «Канон сыновней почтительности»,[85] перечитывал раз за разом. Сердце моё горело, я думал, что будь я Сыном Неба, то проявил бы почтительность так-то, будь князем, то по-княжески, и даже для простолюдинов были свои правила почитания родителей. Конфуций сказал: «От Сына Неба до простолюдина почтительность к родителям не имеет начала и конца, и чтобы кто-то опасался невозможности достичь её — такого ещё не бывало». Это означает, что нет такого сыновнего долга, который нельзя было бы исполнить.

— М-да.

— Конфуций считал почтительность само собой разумеющейся и ещё учил быть трудолюбивыми и экономными, чтобы содержать родителей. Как будто бережливостью можно обеспечить родителей до самой смерти! Сегодня для исполнения сыновнего долга без экономической основы не обойтись. Даже если я буду есть лишь одну пампушку в день, разве мой отец пойдёт на поправку? Это невозможно. Вы знаете, что такое любовь к родителям? Когда исполняешь сыновний долг, то можешь тронуть даже Небо, и оно поможет. При династии Хань[86] мать Цзян Ши любила пить речную воду, и сын каждый день проходил шесть-семь ли[87] за водой, тогда Небо подвело реку к их дому. При династии Цзинь[88] мачеха Ван Сяна захотела поесть рыбы, и тогда сын разделся и улёгся на лёд, чтобы растопить его и добыть рыбу. Небо раскололо лёд, и оттуда выпрыгнули два красных карпа. Я тоже вместе со старым крестьянином ходил копать свежий трехкрыльник Бога грома, разыскивал древние народные рецепты, но кого это тронуло? Лицо у моего отца опухло, психика нарушилась, чуть что, он терял сознание.

— Не надо было гнуть себя в бараний рог, Конфуций ведь учил и подчинению обстоятельствам. Скажу тебе прямо: все смертны, как ты можешь воспрепятствовать смерти отца? Надо было сделать что возможно, и всё.