Красные сестрицы - [9]

— Если хочешь, ночуй у нас. — Скарлетт ставит пустую тарелку рядом с раковиной. — Я так думаю, у тебя дома все пылью заросло.

Сайлас смеется — мягко и глубоко.

— По дороге сюда я две недели ночевал в машине. А до того — на кушетке у Джейкоба. Пыль меня не пугает, уж поверь мне. — Он встает и задвигает свой стул. — Спасибо за предложение, но мне пора.

— Поохотимся завтра? — предлагает Скарлетт.

— Может быть. Честно говоря, завтра я скорее всего весь день буду разгребать свое жилище. Получить по наследству огромный дом, конечно, здорово, пока не приходится менять кровлю и все такое. Папаша Рейнольдс в доме престарелых наверняка хохочет до колик — если что-нибудь помнит, конечно.

Мы со Скарлетт обмениваемся грустными понимающими улыбками. Именно панаша Рейнольдс заботился о нас, дал Скарлетт необходимые для охоты знания. Он воспитывал нас, когда после нападения фенриса рядом не было мамы. А теперь у него болезнь Альцгеймера, и, насколько я понимаю, он едва ли может вспомнить тех, кто приходит его навестить. Мне больно думать, что папаша Рейнольдс, который досконально изучил фенрисов и лесные чащи, не помнит даже, кто он такой. Но мы улыбаемся, и Сайлас тоже, потому что если не относиться ко всему этому проще, остается только расплакаться.

Сайлас со вздохом поворачивается ко мне.

— Спасибо за ужин, Рози!

— Всегда пожалуйста! — отвечаю я.

Он машет нам и уходит. Через несколько мгновений слышится рокот мотора — машина выезжает на дорогу.

Скарлетт, присев рядом со мной, с минуту молчит. Я избегаю ее взгляда. Даже если Сайлас и произвел на меня впечатление, это не значит, что я простила сестру.

— Рози! Да ладно тебе, не сердись!

Я не отвечаю.

Баламут запрыгивает мне на колени. Я чешу его за ушком, и он довольно мурлычет.

— Я ничего не могла с собой поделать, — искренне признается Скарлетт, скрестив руки на груди.

Ее голос звучит мягче обычного. Я вздыхаю, опускаю кота на пол и ухожу к себе в спальню. Сестра знает, что я ее прощу. Я всегда ее прощаю. Ничего не поделаешь — это одна из тех вещей, с которыми приходится мириться, когда обязан кому-то жизнью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ СКАРЛЕТТ

Я просыпаюсь на рассвете, хотя не ложилась спать до четырех утра. Не встаю с постели и разглядываю потускневшие обои в цветочек, веду взгляд от пола до потолка по тоненькому ряду колокольчиков. Обои выбирала не я. Раньше это была материнская спальня, и, на мой вкус, обстановка тут слишком уж девчоночья. Я вздыхаю и пытаюсь снова заснуть, но все без толку. Мне вполне довольно трех часов сна в день. Если спать дольше, начинают сниться кошмары. Не то чтобы прямо ужасы, нет — воспоминания. Мне снится, как фенрис выламывает дверь. Как бабушка кричит по-немецки. Как смыкаются клыки на моих ногах, руках, на лице.

Такое кого угодно доведет до бессонницы.

Переворачиваюсь на другой бок и морщусь. Надо еще раз принять душ — на коже держится запах фенриса. Впрочем, иногда трудно сказать, есть ли запах на самом деле, или мне мерещится.

Фенрисы…

Я вздыхаю. Рози на меня в обиде, придется извиняться перед сестрой. Это нелегко объяснить, но когда мы с ней в ссоре, у меня возникает такое ощущение, что во мне что-то не так, словно в книжный шкаф небрежно свалили книги. И все равно я стараюсь защитить Рози — внутри все переворачивается при одной мысли о том, что она может допустить одну крошечную ошибку. Один промах — и все… Что я за охотник, если не сумею уберечь единственного близкого мне человека?!

Поэтому я и охочусь: убиваю чудовищ, которые коверкают жизни и разрушают семьи. Неизвестно, когда этому придет конец — передо мной нет финишной черты. Вот если бы уничтожить всех существующих фенрисов! Это похоже на мечты о выигрыше в лотерею, однако мечта есть мечта. О том, чтобы страх и тьма… исчезли.

Свешиваю ноги с края кровати и на цыпочках пробираюсь по истертому деревянному полу, переступаю через скрипучие половицы. Яркий солнечный свет льется в комнату через восьмиугольное оконце в коридоре. Потолочные балки и дверные ручки отбрасывают тени, которые испещрили наш пол пятнами и полосами, словно землю под сенью леса. В доме тихо, но снаружи в ветвях уже перекликаются птицы, на пастбище глухо мычат коровы. Люблю раннее утро: дома я чувствую себя, будто спрятавшись за потайной ширмой посреди бескрайних просторов юга.

Перешагиваю через Баламута и подкрадываюсь к комнате Рози. Кот — зубастый серый комок — с раздражением впускает когти мне в щиколотку. Стряхиваю его, и Баламут отпрыгивает с презрительным выражением на морде. Я берусь за дверную ручку и замираю.

Раз, два, три!

Распахиваю дверь, и она стукается о стену. Я кидаюсь вперед, в последний момент подпрыгиваю и падаю на Рози, которая дремлет в своей узкой кроватке. Сестра с воплем вскакивает, прижимая к груди розовое лоскутное одеяло. Волосы у нее взъерошены, глаза сонные.

— Какого черта?! — неуверенно спрашивает она.

Рози залезает обратно в постель и натягивает одеяло на голову.

— Извини за… вчерашнее происшествие, — смиренно говорю я.

— Ты за этим на меня напрыгнула? Ничего себе извинение!

— Нет, это… как обычно — твоя старшая сестра придуривается. А в качестве извинения… Можем сегодня взять фильм в прокате. Ты выбираешь.