Красные плащи - [55]

Незамысловатый ужин подходил к концу.

— Достойно удивления, Зенон: ты, умеющий предсказать урожай по расположению звёзд, выразить в числах и линиях будущий храм, крепость или корабль, знакомый с тайнами вавилонских и египетских магов, странствуешь, зарабатывая на жизнь случайным делом в суде или врачеванием. Твоё же место — подле достойного просвещённого правителя или в совете демократического полиса[97]!

— Что ж удивительного? Вот ты, Эпаминонд, стал одним из самых влиятельных людей в Фивах. Но в этом большом и старом доме, жилище твоих предков, я вижу ту же скромную обстановку, что и много лет назад. И тех же двух немолодых слуг — их сил не хватает, чтобы наполнить жизнью эти гостеприимные стены, навести порядок в заросшем саду. Почему ты не окружил себя роскошью и богатством, Эпаминонд?

— Мне это не нужно.

— То государство слабо, где народ живёт в нищете, а начальники — в богатстве.

— Но признайся, далеко не все вожди демократии забывают о себе на службе государству?

— Ты прав. Кто-то ищет богатства, кто-то славы. Я служу отечеству не ради славы, не ради богатства, а из любви к родине и желания увидеть её на вершине почёта и могущества. В этом я вижу свой собственный успех.

— Иными словами, ты сам награждаешь себя — сознанием исполненного долга, границ которому не признаешь. А ведь это — особая форма честолюбия. Самая сильная. Не кажется ли тебе так?

— Вижу, ты готов побить любого софиста его же собственным оружием. Но если и так... что это? Упрёк в честолюбии?

— Прежде всего самому себе, ибо такой, какой ты желаешь видеть свою родину, я хочу видеть всю Элладу, более того, всю Ойкумену, где общее счастье складывается из счастья каждого человека.

И как же можно сделать счастливой всю Ойкумену?

— Через смягчение и улучшение нравов каждого человека. Это главное. Ответь мне, можно ли воспитать одного человека добродетельным и правдивым, способным сострадать другим и помогать им в беде?

— Отчего же нет?

— Следовательно, возможно воспитать и множество.

— Но сил человека не хватит на это!

— Одного — да. Буду счастлив, если оставлю после себя нескольких учеников, способных понести дело дальше в будущее. Не утрачу надежды, даже если этого не случится: останутся мысли, облечённые в слова. Они не умирают — вспомни Сократа[98].

Но это лишь предположения, основанные на вере.

— Не спорю. Но вере, усиленной знанием. Знание же моё таково, что всё, созданное насилием, — зыбко и преходяще, зло же всегда получает наказание — подчас не сразу, но тем более в соответствующей мере и в соответствующее время, замыкаясь в кольцо.

Змея кусает себя за хвост — тебе знаком этот символ египетских жрецов? Они знали это уже тысячи лет назад.

— Многие злые правители благополучно умерли своей смертью.

— Благополучно ли? И потом — их статуи разрушены, имена преданы проклятию — не самое ли тяжкое из воздаяний? Но мне кажется, Эпаминонд, ты уже понял, почему я предпочитаю бродить по дорогам Эллады из города в город, учить людей за плату, достаточную лишь для пропитания, а не помогать одним в схватке с другими?

— Понял. Ведь и мною движет мечта...

Эпаминонд перевёл беседу на виденное учёным во время его странствий; практический ум беотарха интересовали, прежде всего, расстановка политических сил в городах Эллады, борьба различных партий и характеристика правительств.

Зенон умел говорить кратко и ёмко, делая подчас неожиданные, но обоснованные безупречной логикой выводы.

Эпаминонд слушал с неослабевающим интересом, изредка задавая вопросы. Казалось, он забыл о беге времени, и лишь под утро принялся укорять себя, нерадивого хозяина, утомившего ночной беседой усталого странника.

— Тем более, — сказал он, — если ты останешься в Фивах, впереди множество вечеров, подобных этому.

Благодарю, но пробуду здесь недолго. Я намерен совершить путешествие в Лаконию — знаю, что ты думаешь о Спарте, да и тебе известно моё мнение о царящих в ней порядках. Но хотелось бы узнать, что изменилось за прошедшие годы, и друзей пора проведать.

— А не мог бы ты...

— Нет, не проси, Эпаминонд, ради моей любви к тебе. Охотно поделюсь с тобой своими впечатлениями обо всём, что увижу, но не хочу исполнять специальные поручения. Если я не в силах предотвратить войну, то останусь в стороне, предаваясь скорби.

— Мы тоже не желаем войны, но обязаны защитить нашу демократию от Спарты, насаждающей везде, где только может, бесчеловечную тиранию и олигархию.

— Сегодня ты оправдываешь этим поход на города Беотии; что будешь оправдывать завтра? — задумчиво произнёс Зенон.

— Откуда ты знаешь? — вскинул взгляд Эпаминонд.

— В городе я с полудня. Ты проводил смотр «священного отряда» в Кадмее — вещь обычная. Но ведь присутствовала ещё и отборная часть кавалерии? Ближе к вечеру, когда я ждал тебя возле правительственного здания, из обрывков разговора двух чиновников понял, что ты велел заменить упряжки волов быстрыми лошадьми, и не позднее, чем завтра. Конечно, ведь послезавтра — Народное собрание, оно-то и должно одобрить поход, к которому вы тайно готовитесь. Ты двинешься без промедления, так как почти всё сделано заранее. Куда же? Не в дружественную Аттику и не в близкую к Спарте Мегариду — для этого вы ещё недостаточно сильны. Остаются города Беотии, где в последний месяц политические страсти так накалились.