Красные пинкертоны - [57]

Желающих укатить трамваем набралось предостаточно. Предоставив Мейнцу возможность протиснуться вперёд, Турин незамеченным обосновался на задней площадке. Заворготделом проехал две или три остановки и начал пробиваться выходить. Народу вывалилось немало, но улица, на которой они оказались вдвоём, плохо освещалась, и Турину не составило труда незаметно следовать за торопящимся заворготделом. У выделявшегося размерами особняка с фонарём над входными дверьми Мейнц остановился, позвонил и неожиданно оглянулся. Спас Турина высокий тополь, за который он успел юркнуть. Между тем Мейнца в доме поджидали. Засветилось несколько окон, дверь распахнулась, и Турин чуть не ахнул от удивления: на пороге стояла Катерина Венокурова в легкомысленной прозрачной накидке, наброшенной на ночную сорочку.

— Припозднился сегодня, дорогой, — поцеловав заворготделом, она пропустила его вперёд.

— Столько вопросов, Катенька! Столько проблем! — юркнул тот внутрь дома и дверь захлопнулась.

— Мать честная… — не верил своим глазам Турин. — Чего же это творится?

XI

После убийства Павлины, оставшись один на один с тайной её гибели, Странников перепугался не на шутку. Забросив заседания в комиссии по наводнению, за бутылкой водки и в объятиях Тамарки он искал забытьё и избавление от мучений, но покоя не обрёл. Как в пьяном бреду помнил: вроде разыскал его примчавшийся будто из Москвы Глазкин, вёл какие-то разговоры насчет гибели невесты, делился своими догадками, но он ничего не понимал из его заумных бредней, отмахивался от прокурора; тот, наконец, пропал, словно и не появлялся. Он винил во всем водку.

Здравая мысль, ещё державшаяся в его голове, тревожила возможностью глубокого запоя, тогда и родилась другая — вызвать в Саратов Турина: начальник губрозыска ему предан, несомненно, имеет знакомых среди местных ищеек, он поможет решить проблему.

Перепоручив приехавшему Турину заботы о причинах гибели невесты Глазкина, будто свалив тяжкий груз с плеч, Странников в тот же день напился, уснул на плече сердобольной подружки и проспал до самого утра. Очнувшись и вспомнив про поезд, про напрасно прождавшего его на вокзале Турина, он расстроился снова и, запохмелявшись уже надолго, отошёл от пьяного угара лишь на третьи сутки к ночи. Восстанавливаясь рассолом и примочками Тамарки, заснуть уже не смог. Глядя с ненавистью, как та беспечно захрапела, лишь отвернулась спиной, он вскочил на ноги, заметался по комнатам, не зажигая света в темноте и натыкаясь на мебель, пока не затих подле окна. Распахнув форточку и глотнув свежего воздуха, нашёл папиросы и не мог накуриться. Так и просидел до самого утра — его тревожила собственная судьба и ситуация, в которую он влип. Завистники и враги постараются разнести слухи и, конечно, извратят всё так, что худшего не придумать. Ладно бы брехали здесь, всё станет известно дома, но благодаря этой сволочи Венокуровой с её связями грязная молва быстро достигнет источников в верхах, а там и до высшего партийного эшелона докатится. Тогда ему несдобровать, да что там! Тогда ему просто не сносить головы!

Действовать следовало немедленно и решительно! Надо самому срочно ехать в Москву, падать в ножки помощнику Лазаря и решать проблему!

Теперь, поумнев от свалившихся забот, он продумал до мелочей все детали своего будто бы делового визита в столицу. Позвонив и доложив помощнику о своём скором приезде в Москву по хозяйственному вопросу, больше не заикнулся ни о чём. Напомнил, что едет из Саратова, поэтому без сувениров. Он не просился к Лазарю на приём, тем более — домой на ужин. Промолчав, пожелал удачи, стал прощаться, но помощник перебил его, сообщив, что Каганович сам на месте и желает с ним говорить.

Странников затаил дыхание. Лазарь, как обычно, прокашлялся и, не здороваясь, приказал немедленно выезжать к нему. Этого Странников, научившийся извлекать уроки из неудач и поражений, только и дожидался.

XII

Пропьянствовав и потеряв почти неделю, он теперь лихорадочно бросился навёрстывать упущенное.

Накупив ворох газет на вокзале и разместившись в вагоне, Странников заказал несколько стаканов чая, принялся за них. Интересовался передовицами и статейками с первых двух страниц. Вчитывался, пытаясь ухватить главное, снова и снова анализируя прочитанное, старался понять, что произошло нового в затянувшемся противостоянии двух партийных лидеров — Сталина и Троцкого. Он чуял недоброе, жгло от строчек газет накалом борьбы и бурей, готовой вот-вот разразиться.

Это ещё более расстраивало. Ночью сон его не свалил. Покачиваясь и трясясь на полке, — машинист, видно, порядком запаздывая, гнал паровоз, не снижая скорости даже на перегонах, — Странников мучился, ворочался с боку на бок, невольно перемалывал заново всё, что ему было известно о нескончаемой сваре двух вождей, захватившей теперь уже всю партию без остатка.

Думать было о чём.

Отношения Кобы[25] и Бронштейна[26] не заладились сразу, антагонизм возник задолго до того, как эти два известных в партии человека встретились воочию и не подали друг другу рук. Обострились — после смерти Ленина. Разные ползли слухи: что Ленина угробили врачи — евреи и немцы, война с которыми была свежа в памяти. «Доверить такого великого человека фрицам! — шумели по базарам. — Когда ж видано было, чтобы вождя добровольно отдавали под нож лютому врагу? Не иначе измена! И кто же до такого мог додуматься?» Другие болтали, будто вождь сам принял яд, чтобы не мучиться от сильных головных болей, а яд будто выпросила для него Крупская, которая вовсе не жена, а подруга и прислуга, приставленная к больному вместо сиделки. Самому Сталину и передала просьбу Ильича секретной запиской, так как больного давно отстранили от дел, вывезли тайно из Кремля и держали до самой смерти в какой-то деревушке, не подпуская никого, даже надёжных его товарищей: Ворошилова, Будённого да Калинина. Сталин, мол, командовал, грузин, он яд подсунул, избавив от мучений. Эта чушь с долями правды вперемежку гуляла по людским низам, баламутила умы. Тех, кто разносил её, хватали агенты ГПУ, и Трубкин сам допрашивал. Он перестал спать ночами, выискивая сочинителей или тайную организацию, но попадались ущербные, а то и совсем полоумные. Сажал всех без разбору и скидок, каждое утро докладывая Странникову возрастающее количество врагов народа.