Красные пианисты - [36]

 Нет! «Толстяку» больше не подняться. Декрет от 29 июня теперь только бумажка…

 Правда, когда начались аресты по делу «Красной капеллы», Гиммлеру тоже пришлось пережить немало неприятных часов.

 14 сентября сорок второго года гестапо схватило Анну Краус, известную берлинскую «предсказательницу судеб». Узнав об аресте Анны Краус, рейхсфюрер нервно забарабанил пальцами по столу. Начальник гестапо Мюллер находился в его прямом подчинении, но отношения с ним у Гиммлера были совсем не те, что с Шелленбергом. Анну Краус следовало немедленно забрать из гестапо и передать Шелленбергу.

 Гадалке надо было как можно скорее отрубить голову.

 Дело «Красной капеллы», по сути, было закончено.

 А ведь потянул эту организацию за одну малюсенькую ниточку этот… как его, Беккерт, кажется… Тот, что был у него тогда на приеме…

 Какая ирония судьбы! Человек, уже стоявший одной ногой в могиле, успел отправить на тот свет десятки людей. И все эти люди были здоровы, молоды и могли бы прожить еще много лет…

 Керстен тогда предрекал ему, кажется, год. Жив ли еще Беккерт? Надо спросить об этом Вальтера.

Глава двадцать четвёртая

  Карл Беккерт с трудом поднялся на третий этаж. Приступ тяжелого кашля сотрясал его худое тело. Беккерт никогда не был склонен к полноте. Болезнь его иссушила.

 Копков, который встретил его в коридоре, посмотрел на него как на выходца с того света. Никто из его сослуживцев не думал, что он притащится сюда после санатория.

 Открыв своим ключом дверь в кабинет, Беккерт прошаркал к окну и распахнул его. Застоявшийся воздух стал редеть, с улицы вливался густой, напоенный запахом цветущих деревьев, свежий поток.

 Беккерт присел на кожаный диван неподалеку от окна и закрыл глаза. Постепенно дыхание восстанавливалось и головокружение прекращалось.

 При входе в здание он столкнулся со Старым Гюнтером, истопником. На его попечении, перед тем как отправиться в больницу, а потом в санаторий в Кюлюнгсборн, он оставил свою канарейку.

 — Мойн, Гюнтер! Как поживает моя птичка?

 — Мойн, мойн, герр Беккерт! — У Гюнтера для его лет были на редкость хорошие, зубы, но слух стал неважным.

 — Как поживает моя птичка? — громче повторил Карл.

 — Аллес ин орнунг! (Все в порядке!)

 — Притащи ее наверх.

 — Яволь.

 Чуть припадая на правую, раненую ногу Старый Гюнтер внес в кабинет клетку: в кормушке — конопля, в небольшой стекляшке — водица.

 Канарейка Симка весело прыгала по жердочкам. Беккерт приблизился к клетке, и Симка забеспокоилась. Узнала. Во всяком случае, Беккерту приятно было так подумать.

 — Здравствуй, Симка! — сказал он.

 Пока Беккерт лечился, Симка жила в подвале, в помещении, отведенном Старому Гюнтеру, где у него хранились кочережки, совки и всякие другие вещи, необходимые истопнику.

 Запахи из окна будоражили. Симка весело защебетала.

 — Радуется вам, хозяин, — желая сделать приятное, сказал Старый Гюнтер.

 — Спасибо тебе. Возьми. — Беккерт достал из портмоне 50 марок и протянул истопнику.

 — Что вы, что вы, герр Беккерт?! Здесь слишком много!

 — Бери! — Беккерт почти насильно сунул деньги в карман поношенного пиджака, который, как на вешалке, висел на тощих плечах Старого Гюнтера.

 — Данке шён, данке шён. — Пятясь, Старый Гюнтер двинулся к двери.

 Беккерт взял клетку и повесил ее на гвоздь у окна. Это было ее место летом. Зимой Симка жила неподалеку от кафельного щита.

 Устроив Симку, Беккерт подошел к столу и опустился на дубовый стул с резной спинкой. Стул этот путешествовал с ним уже много лет из здания в здание, из города в город. Он привык к нему и не хотел с ним расставаться. Одно время он стоял у него на квартире, но Беккерт так мало проводил времени дома, что стул перекочевал в кабинет и прочно там обосновался. Два раза за годы службы Беккерта в здании меняли мебель. Но стул оставался: никто не посягал на него.

 Освободив один из ящиков письменного стола, Беккерт переложил туда из кармана парабеллум. Большинство его коллег предпочитали небольшие пистолеты системы «Вальтер», у Беккерта же была привычка к старым вещам. Парабеллум этот, как и стул, тоже, можно сказать, прошел с Беккертом всю службу.

 Тяжелый приступ кашля снова сотряс все его тело. После кашля он стал задыхаться. Таблетка эуфиллина сняла на время спазмы. Беккерт почувствовал себя лучше.

 Часы показывали одиннадцать. Группенфюрер Мюллер в это время обычно бывал на месте.

 Беккерт вышел из кабинета и пошел по длинному коридору.

 В приемной Мюллера за столом сидел только дежурный — унтерштурмфюрер Лаутербах.

 — Шеф у себя? — спросил Беккерт.

 — Яволь! — Лаутербах вскочил и выбросил руку в нацистском приветствии.

 Беккерт открыл дверь и увидел за столом Мюллера. Он был в черном эсэсовском мундире.

 — Это ты, Карл? — Мюллер поднялся.

 — Не ожидал увидеть меня живым?

 — Почему же? Ты посвежел…

 — Не говори, Генрих, глупостей. Почему ты не сказал мне раньше всю правду?

 — Ты так непочтителен с начальником, когда он говорит тебе комплименты? — пытался уйти от ответа Мюллер.

 — У меня теперь только один начальник. — Беккерт поднял руку, и палец ее был направлен вверх.

 — Господь бог?

 — Вот именно.

 — Садись, — предложил Мюллер.