Красные пианисты - [19]

 В течение зимы и весны сорок первого года тысячи рабочих из строительной организации Тодта сооружали здесь мощные подземные железобетонные бункеры и легкие, деревянные.

 В серых деревянных бараках размещались основные служебные помещения. Рядом с ними находились уходящие глубоко в землю, надежные, способные выдержать бомбы любого веса бункеры.

 В случае необходимости работа могла продолжаться и в бункерах. Они напоминали спальные вагоны: длинные коридоры и двери, почти примыкающие друг к другу.

 Внутри все было расположено очень компактно: вделанные в стены платяные шкафы, небольшие, но удобные для работы столы. Хорошее освещение, центральное отопление, облицованные кафелем ванные обеспечивали необходимый комфорт.

 В этих бараках и бункерах располагались офицеры полевого штаба.

 Рядом находились помещения для лейб-штандарта батальона охраны фюрера, которому и надлежало обеспечить безопасность всего района «Вольфшанце».

 На противоположной стороне шоссе, несколько восточнее, разместился главный лагерь, где жил и работал Гитлер и его ближайшие помощники — Кейтель, Йодль, адъютанты и новый историограф вермахта подполковник Шерф.

 Барак Гитлер выбрал себе в северной части лагеря, и окна его комнат тоже были обращены к северу. У Гитлера давно болели глаза, и солнечный свет раздражал их.

 Вся территория лагеря пересекалась хорошими дорогами. Тут же помещался мощнейший узел связи. Отсюда шли подземные телефонные кабели — в Берлин, Париж, а теперь тянули кабель и на Украину, в район Винницы, где Гитлер намеревался сделать тоже полевую ставку.

 В «Вольфшанце» имели свои резиденции Гиммлер, Геринг и другие ближайшие помощники по партии и государству.

 Они, правда, не всегда здесь находились: большую часть времени им приходилось проводить в Берлине. Этого требовали дела. Но каждую возможность они использовали для того, чтобы примчаться сюда и побыть с фюрером.

 Геринг, как второе лицо в государстве, пользовался дизельным поездом из четырех ярко раскрашенных вагонов, с персоналом, одетым в белоснежную униформу.

 Все же остальные ездили в обычных, скромных вагонах, с надписями на них, сделанными белой краской: «Немецкие государственные железные дороги».

 В одном из таких вагонов и приехал Беккерт.

 На вокзале его встретил человек Гиммлера и проводил к месту расположения рейхсфюрера.

 Болтаться по Зоне никому не полагалось. Зона была разбита на несколько секторов, и в каждую требовался особый пропуск.

 Как и предполагал Карл Беккерт, аудиенция заняла совсем немного времени.

 При упоминании о Шульце-Бойзене лицо Гиммлера оставалось таким же бесстрастным, как я во время всего доклада, и Беккерт решил, что рейхсфюреру слышать это не внове, что Шелленберг уже доложил ему самое главное.

 В заключение беседы Гиммлер сказал ничего не значащую фразу, которую следовало все-таки понимать как одобрение действий полицейского комиссара.

 — С такими людьми, как вы, Беккерт, мы искореним врагов рейха! Шелленберг просил показать вас моему врачу. Доктор Керстен ждет в комнате в конце коридора, налево.

 — Благодарю, благодарю, рейхсфюрер, — повторил Беккерт.

 Доктор Керстен, довольно еще молодой мужчина, встретил Беккерта приветливо. Да, да, рейхсфюрер говорил ему о полицейском комиссаре.

 — Садитесь вон в то кресло, — пригласил он.

 Керстен подробно расспросил Беккерта о его ощущениях.

 — Так говорите, будто кошки царапают? Ну-ка, покажите ваше горло. Откройте рот. Пошире. Высуньте язык. — Керстен ввел в раскрытый рот маленькое зеркальце на дужке.

 Через некоторое время вытащил его, протер и снова ввел.

 — А теперь, Беккерт, разденьтесь до пояса.

 Керстен внимательно выслушал полицейского комиссара.

 — Одеваться пока не надо. Мы сейчас пройдем на рентген.

 — Ну что у меня, доктор? — спросил Беккерт после рентгена.

 — Ничего особенного… Запущенный катар…

 Керстен выписал ему какой-то рецепт.

 — А вот когда на меня нападает слабость, что вы мне посоветуете? — спросил Беккерт.

 — Выпейте чашку кофе. Лучше с коньяком.

 — А коньяк мне не будет вреден?

 — Нисколько, мой друг. Нисколько…

 В ту же ночь полицейский комиссар покинул «Вольфшанце».

 На другой день Гиммлер увидел своего врача.

 — Ну что, был у вас этот полицейский, которого прислал нам Шелленберг?

 — Да, был.

 — И что с ним?

 — Рак горла.

 — Вот как? Значит, безнадежно?

 — Да, никаких надежд. Уже захватило левое легкое.

 — И сколько он протянет?

 — Примерно год.

 — Ну что ж, — раздумчиво проговорил Гиммлер, — за год он может многое успеть.

 Рейхсфюрер, обычно любивший поболтать с Керстеном, на этот раз был немногословен. Он ждал Гейдриха. По телефонному разговору Гиммлер догадывался, что Рейнгард едет к нему с важными сведениями.

 Обергруппенфюрер явился к своему шефу минута в минуту. Вначале его доклад не содержал ничего необычного. Гиммлер слушал скучая, ждал, когда Гейдрих заговорит о том, ради чего приехал из Берлина.

 — Мной установлено, рейхсфюрер, что пасторы Бонхёфер и Шёнфельд связались с Всемирным советом церквей в Женеве. Позиция этого совета по отношению к рейху вам известна. Более того, Бонхёфер в Стокгольме встретился с британским епископом Беллом. Неопровержимые факты свидетельствуют, что Бонхёфер — доверенное лицо Остера.