Красные - [3]

В будущем отец их тоже видел военными и устроил учиться в Воронежский кадетский корпус. Владимира отдали в корпус в одиннадцатилетнем возрасте, и там он проучился семь лет — до 1901 года. Продолжать военное образование он категорически отказывался. Дело закончилось крупной семейной ссорой. Более того — будущий руководитель штурма Зимнего дворца решил даже свести счеты с жизнью и бросился в пруд, но прохожие его спасли.

Его удалось уговорить поступить в престижное Михайловское артиллерийское училище, но через месяц оттуда все равно ушел. Потом уехал в Петербург — в Николаевское военное инженерное училище. Но и там долго не продержался. Он объяснял это тем, что не смог «перебороть в себе органическое отвращение к военщине» и отказался присягать «Царю и Отечеству». За что отделался двумя неделями ареста, после чего из училища его вышибли.

В 1902 году умер его отец. Сам Антонов-Овсеенко вспоминал, что это время стало для него своего рода «перекрестком», на котором пришлось выбирать, куда идти дальше. «Я, — писал он своей дочери, — в семнадцатилетнем возрасте порвал с родителями, ибо они были люди старых, царских взглядов, знать их больше не хотел. Связи по крови ничего не стоят, если нет иных».

В этом же письме он призовет дочь отречься от матери, то есть от его бывшей жены. «Не всякую мать можно добром поминать», — напишет он.

Но до этого еще далеко.

«Штык»

Весной 1902 года он снова отправился в Петербург, где работал сначала чернорабочим в Александровском порту, а затем кучером в Обществе покровительства животным. А осенью поступил в Санкт-Петербургское пехотное юнкерское училище.

Для человека, испытывавшего, по его же собственным словам, «отвращение к военщине» — весьма странный и неожиданный шаг. Позже он сам объяснял его тем, что хотел вести революционную работу среди солдат. Во всяком случае, если это «отвращение» и имело место, то окончательно перебороть это чувство он так и не смог — еще многие годы его жизнь будет связана с военным делом и с армией. В училище его привлекали только история и математика. Еще — книги и шахматы. От «запойного», по его словам, чтения у него испортилось зрение, и он начал носить очки.

Писал он и стихи. Вроде бы еще в кадетском корпусе на них обратил внимание великий князь Константин Константинович — в то время достаточно известный поэт, который подписывал свои произведения инициалами «К. Р.». Он как раз совершал инспекционную поездку в кадетский корпус. Существует версия, по которой великий князь покровительствовал юному дарованию, и поэтому Антонов-Овсеенко смог поступить в училище после скандала с отказом давать присягу.

Социал-демократ Евгений Ананьин, знавший его в это время, вспоминал о нем так: «Небольшого роста, крепко скроенный, затянутый в свой юнкерский мундир, он производил впечатление своей серьезностью (не по летам) и известной замкнутостью. Склад его лица был скорее сосредоточенный, хмурый и даже суровый, но порой оно озарялось какой-то нежной и почти детской улыбкой. Но это случалось редко, и он, как говорится, не любил давать воли своим чувствам. Обычно вид у него был важный и почти недоступный, или, может быть, эта важность была надуманной, не совсем ему свойственной и которую он носил как защитную маску. Сразу поражал в нем и волевой уклон всей его личности. Говорил он немного, на слова был скорее скуп, но то, что он говорил, отличалось (или так казалось мне тогда) значительностью».

В училище Антонов-Овсеенко вступил в РСДРП и стал одним из создателей «военно-революционной организации». Юнкера читали газеты и нелегальную литературу. В 1904 году он был выпущен из училища в чине подпоручика и направлен к месту прохождения службы — в 40-й пехотный Колыванский полк в Варшаву. Там он тоже занимался нелегальной работой.

В марте 1905 года подпоручик Овсеенко получил назначение в действующую армию — на Дальний Восток, где шла война с японцами. Но к месту службы так и не прибыл — дезертировал из армии и ушел в подполье. Скрывался в Кракове (тогда этот польский город находился в составе Австро-Венгрии), затем перебрался в ту часть Польши, которая тогда входила в состав Российской империи, где познакомился с польским эсдеком Феликсом Дзержинским. Они готовили восстание военных в городе Новоалександрия (Пулавы) на юго-востоке Польши. Оно, впрочем, провалилось.

Он писал статьи и революционные прокламации, подписывая их псевдонимом «Штык». Затем был направлен на подпольную работу в Кронштадт, где в июле 1905 года во время демонстрации его арестовала полиция. При аресте у него нашли поддельные документы на имя подданного Австро-Венгрии Стефана Дольницкого. Подлинное имя арестованного установить тогда не удалось, что, вероятно, спасло Овсеенко от смертного приговора. С офицером-дезертиром, занимавшимся «подрывной деятельностью» в то бурное время, вряд ли бы стали церемониться. Но тогда ему повезло. Его выпустили по амнистии, объявленной по случаю издания императорского Манифеста 17 октября о «даровании гражданских свобод».

Овсеенко работал в Петербурге (в конце 1905 года его избрали членом Петербургского комитета РСДРП), где познакомился с Лениным, редактировал военную газету большевиков «Казарма». Любопытно взглянуть на него в это время глазами полиции. Его внешность и приметы описаны в «ориентировке», разосланной сотрудникам Московского охранного отделения (в марте 1906 года «Штык» поехал в Москву на конференцию военных организаций большевиков). Итак: «Малый рост, блондин с едва пробивающимися усами и бородой, худощавый, прищуривается, говорит, растягивая слова, ходит в пенсне».