Красные лошади - [15]

— Я своё дело сделал, — сказал он Гришке на прощание. — Теперь ты своё доделывай.

Полюбуйтесь на Розенкранца

Остались на стадионе Гришка и козёл Розенкранц, умирающий от ложного стыда и обиды.

— Хватит вам на земле лежать, — сказал Гришка. — Вставайте.

— Не могу… — застонал козёл. — Я не могу никому на глаза показаться. Я пойду и утоплюсь… А вас я теперь ненавижу…

— Вы меня и раньше не очень любили, — сказал Гришка. — А в вашем возрасте уже пора за ум взяться.

— Я сирота-а… — заплакал козёл. — И не подходите ко мне, я укушенный.

— Григорий, — послышалось сверху.

Гришка голову поднял — над ним Аполлон Мухолов виражи закладывает.

— Здравствуйте, — сказал Гришка. — Вы посмотрите, что с Розенкранцем творится. Прямо как маленький.

— Сирота я, сирота-а… — Козёл заплакал ещё жалобнее. С подсинённой бороды закапали на землю обильные синие капли.

— Меня Розенкранц никогда не заботил. А теперь и подавно, — сказал воробей. — Я теперь выше. — Он покружил над стадионом и завис над Гришкиной головой. — Я влюблён. В чайку… Каким-то сверхъестественным чудом к нам прилетела чайка с Балтийского моря. Она сейчас рыбу ловит на плёсах. Плотву… Я вас ищу, собственно. Попрощаться. Улетаю с чайкой на Балтику. Буду морским воробьём. С Фёдором Ивановичем я уже попрощался и с Павлом Степановичем.

Гришка хотел спросить, мол, нельзя ли и ему к морю, но вспомнил, что после турнира возникла, как и было задумано, задача, которую нужно было решить безотлагательно.

— До свидания, — сказал Гришка. — Прилетайте обратно.

— В отпуск только. У моряков, сами знаете, жизнь… — Аполлон Мухолов замолчал — наверно, не знал, какая у моряков жизнь, а врать не решился, опасаясь, что не хватит воображения.

Козёл Розенкранц поднял на воробья покрасневшие от слёз глаза, носом бурливо шмыгнул и вдруг сказал басом, какой возникает после рыданий:

— Пижон пернатый. Скажи спасибо, что у меня тоска в данный момент, не то бы я из тебя не то что морского — подводного воробья сделал.

— Как? — воскликнул Аполлон Мухолов, не имея в виду задавать вопросов.

— Этой подушечке для булавок случай помог. — Козёл поднялся и нервно забегал туда-сюда. — Везёт некоторым. Ой, люди! Ой, уважаемые домашние животные, птицы и курицы! Где справедливость? Родился он, пардон, под стрехой средней школы. Всю науку в форточку подслушал. Изо всех десяти классов сразу. Вообразите, какая каша у него в голове. И пробелы.

— Я самообразованием пополнил и систематикой, — объяснил воробей гордо.

— Нет, вы ответьте, — продолжал козёл, сотрясаясь всем телом. — Мух для пропитания ему ловить нужно было? Нужно. Он их ловил? Ловил. А также расходовал ценное учебное время на драки. Пропускал, Мухолов, занятия?

— Многие школьники пропускают, а им всё равно аттестат дают, вздорно чирикнул Аполлон Мухолов. — И помолчали бы вы. Не вам говорить! Вам… с вас… о вас, как с козла молока. Я всегда презирал козлов!

— Да я тебя вместе с твоим чириканьем проглочу! — Козёл подпрыгнул на рекордную высоту. Он бы, конечно, задел воробья рогами, но Аполлон Мухолов взвился свечкой и от страха за свою будущую моряцкую жизнь и любовь капнул на козла с высоты.

Именно эта капля оказалась последней каплей, решившей судьбу козла Розенкранца.

— Недоучка! — закричал козёл страшным голосом. И зарыдал. — Чтобы на меня какой-то воробей паршивый с высоты капал? Нет, не могу! Держите меня, Гришка, у меня разрыв сердца.

— Так и надо, — чирикнул воробей, улетая на Балтику.

— Ох, держите меня, держите! — Козёл дышал тяжело. Головой тряс, словно залепило ему глаза паутиной. Ногой топал и восклицал: — Хватит! Гришка, вы должны мне помочь. Все, кроме вас, от меня отвернулись. Даже наглые курицы. Я говорю — хватит!

Но последняя капля оказалась, увы, предпоследней. Из-за футбольной штанги вышел, прихрамывая, дядя Вася с чемоданом, в котором гармонь.

— Жалко мне, — сказал он. — Очень жалко. Что ты надумал? Исправляться? А твоя яркая индивидуальность? Исчезнет она. И не будет её… «Когда б имел златые горы…» — запел дядя Вася.

— Вот именно, — сказал козёл мрачным голосом. — Отчего вы такой, цветом в зелень? Это не вас я на крыше бодал, когда вы чужое веселье в печную трубу подслушивали? Гришка, держите меня покрепче. Я сейчас за себя не ручаюсь. Что-нибудь сотворю сверхвозможное. Ох, держите меня, держите!..

Через некоторое время в правлении колхоза у председателя Подковырина Николая Евдокимовича появились два посетителя: приезжий дошкольник и бородатое животное неопределённого сельскохозяйственного профиля. А вечером все жители новгородской деревни Коржи, а также дачники и проезжие шофёры поразились. В деревню входило стадо. Впереди — козёл Розенкранц, чистый и красивый — весь белый. Шёл он с небрежной лихостью, как командир разведчиков. Овцы в сторону не скакали, в чужие дворы не ломились дисциплину держали. Коровы тоже довольные были. Коровам нравится, когда впереди такой красавец шагает. Пастух Спиридон Кузьмич, идущий, как и полагается, позади стада, нахвалиться не мог.

— Ну помощник! — говорил он, останавливаясь у каждой избы. — Ну мастер! Можно сказать, психолог, врождённый гений!