Красные камни Белого - [17]

– Не за что, – хмыкнул Грозный.

Путешествовать по горам в негодной обуви – последнее дело: собьешь ногу, сразу превратишься в обузу, и неизвестно, как спутники на эту неприятность отреагируют. Каблуки дорожных ботинок Куги и Привереды оказались невысокими, при должной осторожности девушки могли справиться с трудной дорогой, а вот со Свечкой так просто не получилось. Доставшиеся ей башмаки оказались на два размера больше, чем требовалось, и Грозному пришлось изрядно потрудиться, чтобы подготовить девушку к походу.

– Можно вопрос? – осведомилась Свечка, когда они по камням перебрались через узкий ручей и, дожидаясь спутников, остановились на противоположной стороне.

– Можно, – суховато отозвался Грозный.

Девушка вновь поправила челку и улыбнулась, на этот раз игриво:

– Почему ты обо мне заботишься?

Она знала, что Грозный видел ее обнаженной, и знала, что хороша. Даже тогда, перепуганная, грязная, только что вывалившаяся из Пустоты, она была хороша: длинные ноги, упругая грудь, ни грамма лишнего жира на бедрах и боках. Свечка прекрасно понимала, что все мужчины отметили ее красоту, и ей было интересно, как ответит на неудобный вопрос Грозный? Ведь он, в отличие от Рыжего и Тыквы, ни разу не бросил в ее сторону ехидную ухмылочку.

Свечка хотела смутить Грозного, потому что пропустивший удар мужчина становится легкой добычей, однако ее надежды не сбылись.

– Ты оказалась в самом уязвимом положении, – объяснил Грозный, бесстрастно изучая задорную улыбку девушки. – Ты могла пропасть.

«А ведь он мог ответить романтичнее…»

Улыбка осталась по-прежнему игривой, однако огоньки в глазах стали тускнеть.

– Неужели?

– Ты – девушка из большого города, Свечка, ты не приспособлена к прогулкам по горам и не умеешь выживать с помощью того, что у тебя есть. Предоставленная самой себе, ты стала бы обузой, стала бы молить о помощи, выть, плакать, взывать к совести и тем вызывать у спутников ярость и раздражение. Нет сомнений, что в конце концов ты вывихнула бы ногу или сбила ее, и тебя с радостью бросили бы под ближайшим деревом, пообещав прислать помощь.

Спокойствие и даже равнодушие, с которыми Грозный произнес свою небольшую речь, потрясли Свечку. Улыбка сползла с лица, а в глазах появился страх:

– Ты бывал в таких ситуациях?

Она вспомнила предупреждение Рыжего и синяки на запястьях Грозного. И теперь пыталась понять, кто перед ней: честный человек, у которого неведомым образом появились характерные раны, или жестокий убийца?

Ответ Грозного сомнений не развеял:

– Я не идеализирую людей, Свечка. Я знаю, на что они готовы ради собственного спасения.

– Знаешь? – встрепенулась девушка. – Ты что-то вспомнил?

– Нет, не вспомнил… Все, что я сказал, основано на понимании, а не на проснувшихся в памяти событиях, – объяснил мужчина. – Я понимаю, что без помощи и взаимной поддержки выживут только сильные, и не вижу необходимости в твоей смерти. И в смерти Куги. И готов потратить время на помощь, чтобы не наблюдать за вашей агонией.

– Ты добрый?

– Я брезгливый.

– Все, больше не могу, – заявила Привереда, перейдя по камням впадающий в речку ручей.

– Тогда оставайся, – зло буркнул Рыжий.

– За языком следи.

– А в чем дело?

– В том, что мы вместе.

– Тогда иди, как все, и не пищи, – отрезал Рыжий, проигнорировав злобный взгляд девушки.

Путники шли цепочкой, но не вместе. Грозный и Свечка оказались шагов на пятьдесят впереди, но оторвались они не специально, просто остальные сознательно отделились от подозрительного здоровяка, и лишь благодарная Свечка составила ему компанию.

– Привал не помешал бы, – робко заметила вспотевшая Куга.

– Мы и трех лиг не прошли.

– Откуда ты знаешь?

– Шаги считаю.

– Зачем? – удивился Тыква.

– Со скуки.

Потому что экзотический горный пейзаж интересен лишь первые десять минут, а потом ты понимаешь, что красиво разбросанные камни мешают идти, любое неосторожное движение может привести к вывиху или перелому, а величественные скалы закрывают горизонт, и ты представляешь свой путь не дальше чем на пол-лиги. Ах да, еще и с кислородом плохо, но путешественники, к счастью, находились не настолько высоко, чтобы возникли проблемы с дыханием.

Мужчины переносили дорогу стоически, лишь иногда отпускали ругательства, Тыква даже поддерживал Кугу на особо опасных участках. Привереда тоже старалась, но было видно, что ей тяжело.

– Думаю, Грозный хочет прошагать десятку, – продолжил Рыжий. – Он парень крепкий.

– Десять лиг? – простонала Куга.

– Мы прошли, сколько сумели, – решительно сказала Привереда. – Рыжий, догони Грозного и скажи, что пора делать привал.

– Сама беги.

Возможно, Рыжий и был полицейским, но вот воспитанием его занимались спустя рукава.

– Тебе лень?

– Экономлю силы, они еще пригодятся. – Рыжий осклабился и повернулся к Тыкве: – Что скажешь о «браслетах» Грозного, а? У тебя было время подумать.

– А зачем мне думать о его «браслетах»? – поинтересовался спорки, вытирая со лба пот.

– Потому что он может оказаться преступником.

– Любой из нас может оказаться преступником, – хмыкнул Тыква. – Как правильно заметила Привереда, полицейского жетона у тебя нет. И ключа от наручников у тебя нет. И самих наручников никто не видел, так что…