Красные боги - [27]

– Ничего, господин.

– Можешь идти. Утром выступим в обычный час.

Когда старший погонщик ушел, Люрсак с горькой улыбкой повернулся к отцу Равену.

– Выбыло из строя шесть человек, а мы еще не вошли в лес.

Миссионер был спокоен.

– Какая разница? Шесть человек больше, шесть человек меньше? Наш отряд все равно достаточно силен. Эти дни перехода по «Жаждущей стране» были испытанием. Слабые не выдерживают и отстают. Пока только слабые телом, но боюсь, что со вступлением в лес найдутся и слабые духом. Сейчас на них сказываются только усталость, лишения, лихорадки, а дальше будут действовать другие причины, более грозные.

Священник умолк и, подойдя к открытому входу палатки, смотрел на смутные очертания гор, которые в полумраке ночи были похожи на стадо куда-то спешащих фантастических чудовищ.

Душная ночь была наполнена звуками, доносившимися со стороны лагеря. В один сплошной неясный гул сливались разговоры носильщиков, гортанные покрикивания корнаков, треск костров и ворчание слонов.

– Люрсак, смотрите.

Пьер, растянувшийся возле огня, поднялся и приблизился к миссионеру, присевшему на корточки и что-то внимательно рассматривающему.

– Что там такое? – спросил Люрсак.

– А вот взгляните. Я только что нашел.

И он протянул нечто вроде грубо сделанного топора, высеченного из камня, прикрепленного к необтесанной палке. Молодой человек бросил рассеянный взгляд на находку, не представляющую для него никакого интереса.

– Какой-нибудь абориген бросил свою палицу.

Миссионер продолжал озабоченно рассматривать найденный предмет.

– А вам приходилось видеть у какого-нибудь туземца такой инструмент? Я знаю вооружение всех здешних племен. У них есть копья, самострелы, короткие сабли, изредка двусторонние топорики, но оружия, подобного этому, я не встречал. Эта вещь по всем приметам относится к доисторической эпохе. Обратите внимание на особый способ обтесывания. Но дело не в этом. Тут есть кое-что более любопытное. Вы ничего не видите?

– Ровно ничего. Топор как топор. И у нас я уже видел таких штук тридцать. Никакой разницы.

– Просто вы не умеете смотреть.

Он поднес топор ближе к огню костра и указал на совершенно свежие грани кремня.

– Вот что меня смущает. Я положительно растерялся. Все мои знания в этой области подтверждают, что топору, по крайней мере, тридцать тысяч лет, а с другой стороны, я готов дать голову на отсечение, что вытесан он всего несколько месяцев тому назад. Будь это в Европе, я, конечно, кричал бы изо всех сил о том, что топор – подделка и выпущен фабрикой, занимающейся подобным шарлатанством.

Пьер засмеялся.

– Да уж вас, археологов, только ребенок не сумеет одурачить.

– Хотя вы и не правы, не буду сейчас спорить. Пусть так. Но согласитесь сами, какой же смысл здесь, в азиатской глуши, заниматься кому-нибудь одурачиванием археологов?.. И тем не менее. Странно, странно.

И он вновь начал подвергать инструмент тщательному осмотру.

– Нет. Ошибки быть не может. Надломы совершенно свежие. Правда, сама по себе прекрасная сохранность предмета еще ничего не доказывает. В этом отношении бывали случаи и более поразительные. Но свежий вид кремня, его окраска! Никаких признаков того, что он в земле пролежал тысячелетия. Ей богу, это самая любопытная задача из всей моей практики археолога.

– Просто какой-нибудь охотник нашел этот топор, приделал к нему ручку и воспользовался им. Отсюда и свежие изломы.

– Объяснение было бы удовлетворительно, если бы за эти три дня я не сделал одиннадцати находок, и все с теми же особенностями. Вчера четыре лопаты и два топора, сегодня – два ножа, два скребка и этот топор. Нет, Люрсак, тут кроется какая-то тайна, какой-то большой секрет, но разгадки я не могу подыскать. Кое-какие смутные подозрения, впрочем, у меня есть. Вопрос надо поставить в большом масштабе, все эти отдельные случаи есть только элементы одной большой тайны.

Пьер заинтересовался:

– Не понимаю, что вы хотите сказать.

– В конце концов, я тоже не знаю ничего определенного и двигаюсь ощупью. Только временами среди полного мрака заблестит на мгновение светящаяся точка.

После некоторой паузы он продолжал:

– Вопрос стоит так: в сердце страны Мои, населенной народностями, ведущими примитивный, буквально животный образ жизни, существует, – и, вероятно, уже несколько столетий, – громадный храм. Как был построен этот храм и кем? Это первый вопрос. А второй: в святилище поклоняются таинственным «красным богам», их изображения из красного металла (по-видимому, медь) стоят в храме. Откуда взялись эти боги? Ясно, что мы имеем дело не с простым язычеством. Что это за боги? Вспомните рассказ Хмон, вспомните, что Красных богов иногда называют богами супружества, вспомните, что статуя изображает бога, сидящего с подогнутыми ногами. Невольно напрашивается связь с Буддой и ламами, царствующими в Тибете. В этом, конечно, нет ничего ни невозможного, ни невероятного. Но только обратите внимание на исключительную таинственность, на затрудненность доступа, что совсем не соответствует обычаям здешних религий. Мы знаем громадные пагоды с бонзами в Тонкине, Кохинхине, Камбодже, там нет ничего подобного. Для меня бесспорно, что за всем этим скрывается что-то очень большое и интересное: или целое оккультное общество, или какая-нибудь сильная таинственная личность. Внешние формы религии – не более чем парадный фасад, целиком созданный колдуньями. Хмон открыла нам только эту формальную сторону, наименее интересную из всего. Вот о чем я упорно думаю последние дни.