Красные боги - [18]

Иенг, видимо, уклонялась от прямого ответа.

– Мы поклоняемся всему, что выше нас, сильнее нас – огню, грому. Ты об этом спрашиваешь?

– Нет, – настаивала Ванда. – Я говорю о другом. Я говорю о религии и о том, что каждый год все женщины племени мои собираются вместе и идут куда-то в горы. Куда вы ходите? Почему только женщины?

Опять на один короткий миг изменилось что-то в бесстрастном выражении лица колдуньи, но она ничем себя не выдала и ответила прежним спокойным тоном:

– Я не понимаю тебя. Совсем не понимаю, – и вновь начала задыхаться от хриплого кашля.

Пьер не выдержал.

– Я же говорил вам, Ванда, что от нее ничего не добьешься.

Ванда, вспомнив слова отца Равена: «Религия, в секрет которой не может проникнуть ни один мужчина», сказала Пьеру:

– Вы правы. Пойдемте назад. Посмотрите только, на месте ли лошади.

Она сделала вид, что идет вслед за Пьером, но как только он вышел, повернулась и быстро подошла к старухе.

– Иенг, ты и мне одной ничего не скажешь?

Теперь на нее смотрело совсем другое существо. Лицо стало осмысленным, а глаз пытливо и умно разглядывал девушку.

– Тебе? Тебе одной?

Но глаз вдруг снова потух, а на лицо надвинулась безразличная старческая маска.

– Слышишь, тебя зовет твой мужчина.

Со двора доносился нетерпеливый голос Люрсака:

– Ванда, где же вы?

Молодая девушка зашептала скороговоркой:

– Если я приду через два дня к закату солнца, увижу ли я тебя?

Старуха, посмотрев на нее, коротко бросила:

– Быть может.

Не заметив странной улыбки ее тонких губ, Ванда вышла из хижины.

Глава 10

Отец Равен заканчивал службу. Молящиеся один за другим стали выходить из часовни. Ванда и Пьер, выйдя последними, остановились у входа, ожидая священника.

Когда он подошел к ним, Ванда спросила:

– Ваш курьер вернулся с 28-го поста? Ну? Какие новости?

– Они думают, что Редецкий направился к западу и оттуда южной дорогой доберется до поста. Я лично считаю это вполне допустимым. Сведения, доставленные моим третьим курьером, в известной степени подтверждают это.

Беспокойство Пьера возросло. По некоторому смущению, старательно скрываемому священником, он определил, что положение гораздо серьезнее, чем отец Равен хотел представить Ванде.

– Подумайте сами, отец Равен, – сказала Ванда, – ведь Мишель должен был возвратиться еще три недели тому назад. Нужно же что-нибудь предпринять, на что-нибудь решиться.

Миссионер кивнул в сторону гор.

– Мы могли бы добыть сведения. Есть один человек, который должен знать о Редецком, но до него нам не добраться.

Пьер моментально догадался:

– Вы говорите об Иенг?

– Иенг? – подхватила Ванда. – Но ведь мы видели ее позавчера.

– Как? Где? – изумился миссионер.

– Мы были у нее в деревне. Я даже разговаривала с ней.

– Боже мой! Какое безумие! Вы одна решились на это?

– Я была не одна. Меня провожал Пьер.

И она подробно рассказала о своем посещении Иенг, описав маленькую умирающую старуху, воинов, хижину с ее странным алтарем. Миссионер сразу загорелся.

– Череп? Вы рассматривали череп?

– Ну, нам было не до этого. Нашей главной целью было заставить Иенг говорить.

– Ах, так. Да. Ну и что же, удалось?

– К сожалению, нет. Впрочем, ваше описание Иенг, как могущественной повелительницы, от взгляда которой содрогается и трепещет все окружающее, явно не соответствует действительности.

Люрсак поддержал Ванду:

– Да, только с очень пылким воображением можно наделить эту старую нищенку тем таинственным и злобным обаянием, о котором вы говорили.

Миссионер ничего не ответил.

По пути к дому священника они остановились на минуту возле хижин, в которых жила паства. Женщины толкли рис, ритмично постукивая пестами, а вокруг них копошились голые ребятишки, высыпавшие наружу и окружившие отца Равена, с веселым смехом цепляясь за длинные полы его одежды.

– Здорово, мелкота, – ласково приветствовал он. – Видите этот ключ? Кто принесет его мне, получит кусок сахару.

И с этими словами он отбросил ключ на несколько саженей. Визг, смех, свалка были ответом на его предложение.

– Тихо. Не толкайте маленьких. Осторожно, – кричал отец Равен детям.

– Какая прелесть эти ребята! – сказала Ванда.

– Действительно, прелесть! – согласился священник. – Из-за них я многое прощаю их родителям. В их ясных открытых душах я черпаю силы для своей работы.

Вдруг раздался пронзительный детский крик. Не добежав до того места, где упал ключ, дети остановились перед чем-то, скрытым в высокой траве.

– Что там такое? – недоуменно спросил отец Равен.

А дети уже бежали назад с побледневшими, перепуганными личиками.

– В чем дело?

– Там мертвая женщина. Лежит в траве. Все лицо в крови. Умирает! – наперебой кричали дети.

Священник, Ванда и Люрсак бросились к тому месту, недалеко от входа во двор, на которое указывали маленькие туземцы.

Там лежала женщина. Она была почти голая. Только пояс и бедра были обмотаны повязкой яркого цвета. Глаза ее были закрыты, а лицо окровавлено. Глубокая резаная рана начиналась на лбу повыше бровей, окружала глаз и спускалась по щеке и подбородку к горлу.

– Женщина из племени стиенг, – сказал миссионер, осматривая лежащую. – Только они не носят такой одежды. Не понимаю, как она сюда попала.