Красные боги - [12]

И засмеявшись, добавил:

– Впрочем, ведь вы же ничего не знаете. Я увлекаюсь доисторическими временами. Это увлечение превратилось у меня в страсть, почти в манию.

Люрсак улыбнулся.

– Почему вы смеетесь, мсье Люрсак? Вам кажется такое занятие несовместимым с саном священника?

– Да, признаться, мне кажется, что занятия такой наукой слабо вяжутся и с христианским учением, и с церковной догматикой.

– Заблуждение, пустое заблуждение, – прервал Люрсака отец Равен. – Ничто не мешает пастырю посвятить свои досуги знанию. В Париже, в миссионерской семинарии мои занятия никогда не вызывали никаких замечаний наставников.

– Однако, – сказала Ванда, – как же можно согласовать самое понятие «доисторических времен» со словами Священного Писания о том, что Бог создал человека приблизительно только семь тысяч лет тому назад?

Отец Равен пожал плечами.

– Вы впадаете в очень распространенную ошибку. Дело в том, что в самих книгах Священного Писания вы нигде не найдете точного обозначения времени создания человека. Это уже только в пятнадцатом веке любители хронологии разбили события Библии по датам. Лучшим доказательством служит то, что католическая церковь отказалась внести в качестве догмы семь тысяч лет как срок сотворения мира и человека.

Миссионер встал и пригласил своих гостей пройти в «пещеру».

«Пещерой первобытного человека» он назвал одну из комнат своего домика, превращенную в музей. На столах и этажерках в строгом порядке были расставлены предметы каменного и бронзового веков, снабженные этикетками: ножи, топоры, скребки, сосуды, вазы, кувшины и другие вещи, назначение которых непонятно с первого взгляда современному человеку. На стенах обрывки ветхой одежды, куски шкур и примитивное оружие. Отдельно были размещены части человеческих скелетов и кости допотопных чудовищ. Мрачно глядели черными глазными впадинами пара блестящих, как слоновая кость, черепов.

Комната оправдывала название «пещеры», производя впечатление одновременно и музея, и гробницы.

Ванда с Пьером присели на стоящую здесь же походную кровать отца Равена, в то время как сам он, переходя от предмета к предмету, давал объяснения.

– Все это я собрал за те два года, что живу здесь, – с гордостью заявил он.

Люрсак удивился.

– Только за два года? Я бы никогда не смог предположить, что Лаос так богат предметами доисторического периода.

Но миссионер не слышал замечания Пьера. Он увлекся рассматриванием одного из черепов, который держал в руках с величайшей осторожностью.

– Это гвоздь моей коллекции. Самая ценная вещь из всего собрания. Череп человека четвертичного периода. Чудо, так как череп этот единственный на всем свете, понимаете? – единственный. Пусть мне покажут в Европе хоть что-нибудь похожее. Их так называемый «кроманьонский» череп ерунда по сравнению с этим.

Он удовлетворенно и самодовольно улыбнулся, а потом продолжал с увлечением:

– И подумать только, что в этой костяной коробке сорок тысяч лет тому назад рождались мысли, чувства и что они были почти такими же, как теперь у нас, потому что тысячелетия опыта только обострили и утончили, но не изменили их. Аппарат в основе своей остался тот же самый. Уже в этом черепе был зародыш способностей к борьбе с природой, к покорению ее. Этот человек был снабжен такой же душой, как и наша.

Он любовно поставил череп на место. Ванда возмутилась.

– Что вы говорите, отец Равен? Чтобы у нас была такая же душа, как у высших пород обезьян?

Миссионер даже подскочил от негодования.

– Первобытный человек, по-вашему, обезьяна? – закричал он. – Кто вам рассказал такую ересь? Ламарк, Карл Фогт, Гексли? Но ведь эта нелепейшая теория уже бог знает когда оставлена. Достаточно иметь глаза, чтобы видеть, что здесь нет ничего общего. Я не понимаю, каким образом даже могло зародиться такое заблуждение. Буквально все доказывает полную независимость человеческой породы от человекоподобных существ. Да вы посмотрите сами.

И, взяв другой череп, он продолжил лекцию, иллюстрируя свои доводы наглядным сравнением строения обоих черепов.

– Они пытаются обосновать свое мнение на анатомическом сходстве. Невежды! Вот перед вами единственный череп нашего самого отдаленного из всех известных предков, а это череп одного из видов макаки, как раз того, который наиболее сходен с человеческим. Ну-с, извольте посмотреть. У обезьяны нет подбородка. У человека он резко выдается вперед, в то время как выступ, образующий подбородок макаки, совершенно отсутствует. Далее, в зубах у обезьяны резкое различие между клыками и «глазными» зубами, в то время как у человека такого различия почти не существует. Коренные зубы у обезьяны увеличиваются в порядке как раз обратном тому, который мы наблюдаем у человека. Да, наконец, общий вид этих двух черепов, их линии, сами кричат о совершенно различном происхождении. Взгляните на звериную челюсть этого черепа. Я вам напомню еще о работах Гратиолета по сравнительной анатомии мозга человека и обезьяны. Он приходит к таким же выводам.

– Хорошо, – сказала Ванда. – Не будем спорить по этому вопросу. Но вот что представляется удивительным и мне, и Люрсаку: почему в здешней местности такое обилие подобных ископаемых?