Краснов - Власов - [39]

Решив устранить Краснова, Власов не учел еще, что казачьи группы, были созданы, организованы и все время находились под непосредственным руководством Ген. Краснова, авторитет которого среди казачества никем не оспаривался. В таком случае, мог возникнуть вопрос: пошло бы казачество за новыми вождями, при условии, что служба, как в Р.О.А., так и в казачестве, была добровольная.

Наконец, Ген. Власов упустил из вида одно важное обстоятельство, а именно, что немецкое командование, не только верило и глубоко уважало Ген. Краснова, но и считалось с ним. Фактически так и случилось. Когда Доманов предъявил Краснову приказ Ген. Власова о расформировании Глав. Управ. Каз. Войск, то Ген. Краснов не признал его. Он заявил, что юридически Ген. Власов не имеет на это никакого права. По этому вопросу он решил запросить указаний командующего немецкой армией в районе Триеста Ген. Глобочника, которому в оперативном отношении подчинялась и казачья группа Доманова. Ответ Ген. Глобочника гласил, что он не считает себя компетентным решить этот вопрос сам, а потому запрашивает высшую инстанцию, но до получения ответа все должно оставаться по старому. Однако, как и надо было предвидеть, вместо ответа, пришла капитуляция Германии.

Между тем, в акте Ген. Власова была одна положительная сторона. Благодаря ему, П. Н. Краснов, убедился в лицемерии и двуличии Доманова, как я уже говорил, абсолютно всем ему обязанного и так легко его предавшего.

На Ген. Краснова все эти события отразились очень тяжело. Правда, наружно он держался спокойно, не показывая и ничем не выдавая своих душевных переживаний.

Трещина в его отношениях с Домановым обратилась в пропасть, исключая конечно, всякую возможность нормальных взаимоотношений.

Предпринять открыто что либо против Краснова Доманов не рисковал. Зато исподтишка, где только мог, он делал ему разные неприятности. Он, например, перестал посещать его. Под видом необходимости отсылки казаков на фронт, он отобрал у Ген. Краснова конвойный взвод его личной охраны. Под всякими благовидными предлогами сокращал число продовольственных пайков, полагавшихся на чинов Гл. Управ. Каз. Войск, урезывал перевозочные средства для них и вообще, всякими мелочами, старался подчеркнуть свою независимость.

Именно тогда, когда как Представитель Ген. Власова, играл главную роль Полк. Б.

Однажды Доманов случайно встретил меня на улице. Мы остановились и он в разговоре между прочим, сказал: «Я думаю, Иван Алексеевич, что Вы понимаете мое положение, что я не могу посещать теперь Ген. Краснова. Ведь сейчас же донесут и меня оклевещут в глазах Ген. Власова.» На это я ему ответил: «Это — Ваше дело. В свое время я ходил и к Власову и к Красному и не боялся никакой клеветы». Он начал доказывать разницу наших положений, но в этот момент подошел адъютант и доложил ему, что его срочно просят в штаб. Наш разговор прервался, чему я был очень рад.

В эти дни в Толмецо приехал Ген. К. Он остановился в той же гостинице, где я жил и мы встретились. Его я видел впервые. Произвел он на меня впечатление русского мужичка, одетого лишь в генеральскую форму, но мужика чрезвычайно хитрого, как говорят, себе на уме; прежде всего и во всем ищущего себе личную выгоду. Под таким углом зрения и в такой призме, он оценивал и в его сознании преломлялись и все события.

Специфической его особенностью в разговоре, что отнюдь не повышало ни его военных дарований, ни его образования, была его привычка, после двух, трех фраз, обязательно употреблять гнуснейшую площадную брань. На мое замечание, что он находится в комнате, а не в конюшне, Ген. К. совершенно простодушно ответил, что он никак не может от этого отвыкнуть и… кончил свою фразу, все тою-же нецензурной бранью.

Я невольно сравнил его[19] с Полк. В., фактически окончившим в Советском Союзе Военную имени Фрунзе Академию и все плюсы были на стороне последнего. Он был действительно широко военно образован, тогда как Ген. К. далеко не производил такого впечатления. Он с оттенком хвастовства рассказал мне о Всеказачьем съезде фронтовиков в 15 казачьем корпусе, о постановлениях, вынесенных на нем, в том числе и требование о расформировании Главн. Упр. Каз. Войск.

Считая этот съезд уродливой пародией на таковой, а его резолюции от имени казачества незаконными, я высказал это Ген. Е. В заключение я сказал моему собеседнику, что устройство съезда была совершенно ненужная затея. Такие его постановления, как, например, выбор немца в Походные Атаманы или ликвидация Глав. Управ. Каз. Войск, а, значит и устранение Ген. Краснова, я никак не могу оправдать. — «Для чего это сделано и кому нужно было так жестоко и незаслуженно обидеть старейшего, популярнейшего, пользующегося общей любовью и уважением Атамана Ген. П. Н. Краснова?» — спросил я.

— «Это можно легко исправить,» — самоуверенно ответил Ген. К. — «я пойду и переговорю с ним.» Такая самонадеянность меня буквально взорвала и я спросил: «А вы уверены, что он Вас примет?»

Мой этот вопрос не был простым любопытством. В этот день вечером, я доложил Петру Николаевичу о моем разговоре с Ген. К.