Красное зарево над Кладно - [114]
Тонда читает:
«Господину доктору Франтишеку Соукупу!
Господин доктор Соукуп! Не могу не распрощаться с Вами хотя бы этими несколькими строчками. Вы меня, наверное, не знаете. Я один из тех тысяч неизвестных, которые вас знали и просто боготворили. Мне тоже всегда доставляло удовольствие бывать на собраниях, на которых выступали Вы, и я не колебался пожертвовать несколькими часами пути, лишь бы Вас послушать и снова почерпнуть в своей пролетарской мучительной жизни силы для того желанного момента, когда… «А после будем судить мы!» Этой строкой из нашей прямо-таки священной песни Вы обычно заканчивали свои выступления на собраниях или митингах.
Но пришло время, и оно научило меня другому, и поверьте, господин Соукуп, я Вас ненавижу теперь так же, как раньше любил. Ненавижу так же, как ненавидят Вас и остальные рабочие. Почему я это высказываю? Пришел момент, когда я и вместе со мной многие тысячи других пролетариев очутились на распутье. Перед нами были две дороги. Одна — каменистая, тернистая, полная мук и боли, но вдали светило солнце и пели птицы. Другая — красивая, мощеная, усаженная деревьями, но вдали раздавались рыдания и звон кандалов. Мы не знали, куда нам идти. Верные Вашему учению, мы пошли по тернистой дороге. Вступив на нее первыми, мы слышали угрожающий рев буржуазно-капиталистического общества, предупреждающий нас и угрожающий, что эта дорога опасная и что на ней мы заблудимся. Но, помня Ваши слова, мы шли по этой дороге, все быстрее шли, и все больше нас становилось. Мы верили, что по ней пойдут и наши вожди. Но теперь мы видим, что вы, господин доктор старый Соукуп, Немец, Бехине, Тусар и другие, идете по прекрасно вымощенной и прославленной буржуазно-капиталистическим обществом дороге. Вот как пришлось нам разойтись. Я думаю, господин доктор Соукуп, что мне не надо Вам объяснять смысл этих слов. Вы должны лучше видеть и знать, за что буржуазная печать превозносит Вас ныне и воздает Вам хвалу.
И поэтому я, простой шахтер, осуждаю Вас, доктор Соукуп, и говорю Вам:
Вы — предатель, предатель, предатель!
Йозеф Клейн, шахтер из Каменной Жегровице».
— Ну, что ты на это скажешь? — спрашивает Ванек, когда Тонда кончает читать письмо. — Мог ли ты ожидать что-нибудь подобное от старого Клейна? Ты ведь знаешь, как он защищал доктора Соукупа и не позволял на него нападать. А теперь? Нет, Тоничек, из этого ты видишь, что мы хоть и озабочены, но это не значит, что мы должны голову вешать. Многие могут обмануть, смалодушничать и предать. Но шахтеры, металлурги, весь рабочий класс в целом не может изменить самому себе. Рабочие найдут верную дорогу, как бы они ни блуждали. Поэтому прочь заботы! В конце концов мы победим, Тонда. Ну, пойдем посмотрим моих ангорских. — Ванек тащит Тонду за собой к кроличьим клеткам.
— Посмотри-ка, мы заговорились и даже не заметили, что твоя Маржка тоже уже здесь. Вон они сидят на скамейке с моей старухой и разговаривают. Слышишь, как твои девчонки кричат на задах двора? Что там такое случилось?
— Папа, смотри, что этот кролик натворил! — бежит навстречу отцу маленькая Маня, показывая на платье Иржины, измазанное кроличьим пометом.
— Что это вы здесь делали? — сердится отец.
— Тетя дала нам поиграть крольчонка. А я посадила его на колени Иржине, чтобы она его понянчила. А он-то… — жалуется Маня.
— Идите разбирайте это с мамой и с тетей, — решает папа. — Я за вами не смотрел.
ДЕКАБРЬСКАЯ БУРЯ И КЛАДНЕНСКИЕ НЕПРИМИРИМЫЕ
Вечер четверга 9 декабря 1920 года. Зал Рабочего дома в Кладно до последнего местечка переполнен уполномоченными. Время богато событиями. Борьба за республику усиливается. Классовые противоречия обостряются. Все еще не решен вопрос, кто кого. Буржуазия или рабочий класс. Капитал или социализм. Мирная эволюция не разрешает противоречий. Она прикрывает их. Чиновничье правительство, которое пришло к власти после отставки коалиционного правительства Тусара, еще не чувствует себя достаточно сильным, чтобы решительно выступить против революционного рабочего движения. Оно собирает силы. Укрепляет свои позиции. В первую очередь укрепляет полицейские силы и жандармерию. Оно опирается на старые полицейские кадры, унаследованные от австрийской монархии. Дополняет их новыми реакционными элементами и авантюристами наихудшего сорта. Легионеры в целом обманули надежды реакционной чешской буржуазии. Буржуазия рассчитывала на легионеров. Она хотела использовать их и бросить в открытую борьбу против чехословацкого пролетариата и социализма. В Сибири агентам капиталистической Антанты удалось при помощи грязного мошенничества натравить чешские легионы против русской революции. Поэтому буржуазия надеялась, что им удастся это и на родине. Легионеры должны были стать самой крепкой опорой чехословацкой реакции, опорой капитализма. Однако что же в действительности происходит сегодня, вопреки их надеждам? Слушайте, что заявляют легионеры, возвращающиеся в эшелонах из далекой Сибири:
Вступая на родную землю, мы, легионеры 20-го эшелона сибирских легионов, шлем привет всем, идущим в ногу со временем. Мы требуем неотложного исполнения следующей программы:
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.