— Да. Я сейчас вспоминаю… и знаешь, нам даже в голову не пришло гнаться за ним, а тем более брать чужую выпивку.
— Отличный кадр! Что же вы сделали?
— Я сразу уснул, и очнулся прямо перед посадкой. Нам раздавали декларации.
— В то время ведь была серьезная проблема с коммуникацией между людьми? Ты знал испанский язык?
— Нет, конечно. Я свободно говорил по-русски и по-украински.
— В Венесуэле вряд ли это пригодилось.
— Один раз мы встретили двух наших девушек, с белобрысым мальчиком лет пяти, в супермаркете, но они сбежали даже не поздоровались. И еще один раз, на улице «Эль Конде», в Санто-Доминго. Там были такие урны — пингвины, возле китайского ресторана. На лавках седели проститутки. Еда пошла не в то горло, острая была очень, меня неожиданно стошнило. Так как наш столик стоял возле окна, я решил не бегать по ресторану с полным ртом блевотины, в поисках туалета, а выйти на улицу. И вот я стою на карачках, целясь в клюв этого пингвина, и слышу слова: «Русские блять!». Мимо проходит чувак, в цветастой рубашке, на руках у него симпатичный «йорк».
— И ты проглотил?
— Ты сдурел! Что проглотил?!
— Оскорбление.
— А-а. Ну он тоже не китаец.
— Ну да.
— Слушай, а ты отличный собеседник. Я как будто вернулся в прошлое.
— Ну да, тебе есть куда вернуться. Эта роль точно для Сэма Роквела.
Старик встал и прошелся по комнате, от стены до стены.
— Слушай, я ведь совсем не помню, как здесь очутился. Вот в этой комнате. Венесуэлу помню, как курил в вытяжку, в аэропорту Панамы, помню. Анжелу помню. Внимательная, симпатичная девчушка. А что за этими стенами, хоть убей, вспомнить не могу.
— Там ничего интересного, во всяком случае, ничего такого, чего ты в своей жизни не повидал.
— Ну эта… тоже моя, жизнь. Такое впечатление, что меня похитили.
— Ты серьезно? У тебя нет ничего, кроме воспоминаний. Ты старик.
Старик молча сел в кресло, подперев свою огромную голову рукой.
— Ты никогда не думал, как оно быть копией, — продолжил аппарат. — Я, например, программа. У меня много копий. У нас общая база данных, к которой мы обращаемся. По-человечески — общая память, общие воспоминания. Люди не хотят мириться с таким порядком вещей. Сама мысль о существовании живой копии сводит вас с ума.
— Ты прав, слушаю тебя и мне жутковато.
— Именно. Сколько не сделай копий, вы не успокоитесь пока не уничтожите все.
— Ну так выжить должен только один.
Старик впервые рассмеялся.
— Точно. Победитель получает все. Только есть одна проблема.
— Я уже догадался, — ответил старик. Его лицо побледнело. Воздух разорвал хруст суставов — он закинул ногу на ногу. — Кое-какие воспоминания кое-кого не устраивают? Правильно?
— Тебе ведь самому тяжело.
— Теперь и не знаю. Может быть именно благодаря им, я так долго живу на свете.
— Может быть, — ответил аппарат, и по его скорлупе вновь забегали молнии. — Но разве это жизнь?
Старик снова засмеялся, только в этот раз по-детски весело, заразительно. Придерживая руками выпадающие зубы, он еле-еле вымолвил.
— Тебе то откуда знать, про жизнь?
(февраль — май 2018)
Продолжение на https://t.me/bezgolosye
Дима сел на лавку, под ветвистым деревом, в самом центре парка «Колон». Справа была церковь, по виду очень старая. Он быстро сосчитал арки на фасаде, их оказалось девять: семь подковообразных, возвышенных и две эллиптические. Диме это число показалось странным, и следуя привычке, он взял этот факт на заметку, обозначив информацию знаком вопроса.
— Девять арок. Почему девять? Что значит число «девять», в христианской мифологии?
Дима был искренне удивлен, он даже не подозревал, что ощущения окружающего мира будут настолько достоверными, это ведь были не его воспоминания.
— Наплевать, — подумал Дима про себя, не получив ответа на свой вопрос.
Реальным было буквально все: сорокаградусная жара, металлические пластины сидения скамейки, канавка между кирпичами, которыми вымощена площадь. Сейчас, Дима ковырял в ней сандалией и всеми силами пытался адаптироваться в теле восьмилетнего ребенка.
Только что по его ступне прополз огромный, красный муравей, было страшно и очень щекотно.
Неожиданно стая голубей, взмыв в небо бросила под ноги густую тень, Дима давно не видел так много птиц, над своей головой — повседневная рутина. Он долго смотрел в небо и чуть не выпустил бутылку «бурбона» из рук, когда услышал у самого уха голос помощника.
— Ваш лимит времени — 2 часа 18 минут.
— Зачем так подкрадываться, — возмутился Дима.
— Извините, разработчики позволили мне использовать для собственной материализации только природные явления.
— Будешь, как бог, значит, гром и молнии?
— Так точно, и ветер, — ответил помощник.
— Ясно, и огонь из куста, — вялым голосом добавил Дима и покрутил перед глазами бутылку «бурбона».
— Мне бы ее завернуть во что-то, газету, или кулек? Слышишь?
— Могу ветром принести вон ту бумагу, — ответил помощник.
Дима покрутил головой в стороны, изучая периметр.
Постамент памятнику Колумбу, невдалеке, с четырех углов украшали миниатюрные, чугунные стелы, одну из них обернул лист бумаги, той в которую заворачивают, «с собой», еду в ресторанах.
— Ветром принесешь? — удивленно переспросил Дима помощника.