— Ясно, — ответил Дима. — Учту.
Через семь минут он вышел на набережную и получил похвалу помощника, за опережение графика.
На самом деле Дима был благодарен «showmylife» за возможность поговорить с отцом, именно в 2004 году. Вдруг Диму осенила догадка.
— Воспоминание? Я что копия?
— Абсолютно верно! — подтвердил помощник.
— Странно, а чувствую себя, как живой.
— Это философский вопрос, — сказал голос.
— Чувствовать себя живым?
— Да!
— Только не цитируй мне великих, ладно, — сказал Дима и почему-то разозлился.
— Я и не собирался! Надо попросить, чтобы я что-то сделал, такой функционал.
— Ясно! Куда дальше?
Дима вышел к широкой дороге, справа от него находился парк.
— Идите вдоль шоссе, по набережной, расстояние один километр восемьсот метров.
— Люди хоть будут?
— Тут нет людей, — ответил голос.
— А как вы их называете?
— Мемрики.
— Мемрики?
— Так точно!
— И я мемрик?
— Да!
— Черт, — выругался Дима, — а я боялся, думал я реальный.
— Вы реальны, во всяком случае, вас очень трудно убедить в обратном.
— Это точно, палец на ноге болит до сих пор, — ответил Дима.
На парковых лавках сидели мамаши, рядом стояли коляски. Дима заметил, что они курили сигареты и о чем-то увлеченно болтали.
Мимо него, по шоссе, с гулом, проносились автомобили. Когда Дима подошел к первому светофору рядом остановился экскурсионный автобус. Из двери выпорхнула девушка, оценивающе посмотрела на Диму и спросила про родителей.
— Мне надо ей отвечать, — спросил Дима помощника, глядя незнакомке прямо в глаза.
Это была не дерзость, просто Дима боялся выдать себя взглядом. Одета девушка была в короткую юбку, клубный пиджак, и носила белые гольфы, аккуратно натянутые до аппетитных коленок.
Брови красотки вздернулись вверх.
— Не обязательно, — ответил голос.
Девушка покрутила головой во все стороны, удивление на ее лице усилилось.
— Она тебя слышит?
— Конечно.
— Ясно. Мне можно идти?
— Да, до возвращения осталось: один час пятьдесят пять минут, — отчитался помощник.
Мальчик перешел дорогу, и продолжил свой путь по набережной, пока не увидел обелиск, воткнутый в середину перекрестка.
Из этой поездки, в их семье сохранилось две фотографии, с изображением отца, одна была сделана именно на этом месте.
Дима прекрасно помнил момент, когда в первый раз смотрел фото. Он рассмешил тогда отца версией про египтян, которые жили за тысячи лет до Колумба, и, судя по обелиску, первыми открыли Америку.
Дима шел не спеша, напряженно думая о предстоящем разговоре.
— Вы можете поговорить со мной, как с внутренним голосом, — промолвил над ухом помощник.
— Ты сейчас ветер?
— Бриз.
Дима повернулся к океану лицом.
— Пахнешь как настоящий океан, — задумчиво сказал он, и услышал сдавленный смешок, над своим правым ухом.
— Что смешного? — строго спросил Дима.
— Все ваши убеждения в достоверности основаны на внутреннем опыте. — ответил голос. — Это смешно. Мы ведь находимся в программе.
— И что? — строго спросил Дима.
— Ничего. Смешно.
— А на чем основано ваше ощущение достоверности? — перекривил помощника Дима.
— На данных.
— Попробуй мне, только испорти океан своими данными, — сжав кулаки, зло прошептал Дима.
— Если вы хотите, чтобы я что-то испортил — вам надо попросить.
— Еще чего? Не буду я тебя ни о чем просить, — сказал Дима.
— Значит, я ничего не испорчу, — таким же веселым голосом ответил помощник.
Дима наконец увидел отель, он узнал его по костлявой пирамиде, висячей над главным входом.
Надо было снова переходить дорогу, но Дима до сих пор не решил, что скажет отцу. Может, просто так поговорить, ни о чем? — подумал он. Это было их любимое занятие. Отец больше всего в жизни, любил обсуждать фильмы, характеры героев, достоверность фактов и теорий, любил прервать детектив, сразу после завязки сюжета, и отгадать убийцу, просматривая покадрово, каждый эпизод. Иногда им удавалось раскрыть преступление, иногда нет, но это было всегда весело.
— Вы хотели сказать отцу, что он умирает, что ваша встреча была последней, и вы больше не увидитесь, — сказал голос.
— Хотел, — грустно ответил Дима. — Хотел. А надо?
— Конечно! — ответил помощник. — Он должен огласить вам свою последнюю волю, дать распоряжение по поводу своих похорон, может быть исповедоваться, дать напутствие. Вас, сюда, по этой причине, и пустили.
— Я ведь уже не ребенок, — сказал Дима, разглядывая свою ногу в сандалике. — На самом деле мне уже тридцать лет, ему, в 2004, исполнилось тридцать три. Мы же ровесники.
— Вы забыли, что их двое, — хихикнул голос, — второму папе — пятьдесят пять. Поговорите с ним.
— В туалет хочу, — неожиданно сказал Дима.
— Спуститесь к океану, по камням, через десять метров налево, — посоветовал голос.
— Я не о том. В туалет реально хочу, у меня, что есть мочевой пузырь?
— Конечно есть, вы нормальный, полноценный ребенок, — ответил голос.
— Что это значит?
— Ничего особенного, вы обыкновенный мальчик, без дефектов и патологий, абсолютная посредственность.
— Что?!
— У вас нет особых талантов.
— Ты это о чем? О каких талантах? И перестань обзываться! Я спрашиваю о своих личных потребностях. Если я должен испражняться… значит и есть, и пить захочу? — закончив фразу, Дима почувствовал, как у него пересохло в горле.