Красное небо - [41]

— Уйдут ведь, сволочи!

— У них добрые кожаные куртки и швейцарские часы с черным циферблатом, — подал голос Налим. Он тоже смотрел на парашютистов, хотя бледность еще не сошла с его обострившегося лица с бегающими глазами. Теперь можно было рассмотреть, какого они цвета: свинцового.

Самолетов стало не слышно, но зенитки еще стреляли. Все небо над головой будто кто-то нарочно забросал круглыми ватными комками. На опушке показались четыре бойца с автоматами в руках, они гуськом направлялись в ту сторону, где должны были приземлиться парашютисты..

— Айда к самолету! — предложил Пашка.

— Нам надо поскорее отваливать отсюда, — сказал Налим.

— Да вы же, голубчики, сидели под здоровенным замком… — рассмеялся Пашка. — Я лупил по нему железякой — всю руку отбил.

Ратмир рассказал ему, как его на месте преступления сцапал охранник и отвел в кутузку, где он повстречал старого дружка…

— Я думал, ты уехал, — прибавил он.

— Без тебя? — удивленно посмотрел на него Пашка.

Ратмир ничего не сказал, но подумал, что Пашка — настоящий друг! Уже потом, позже, он убедился, что Пашка Тарасов не только выручил их из-под замка, но и спас от верной смерти: прямым попаданием тяжелой фугаски вокзал был почти полностью разрушен. От кладовки и следа не осталось, от дежурки с билетной кассой — тоже. Сохранилось лишь правое крыло, где раньше был буфет.

— Куда же мы теперь? — глядя на Пашку, спросил Володька Грошев.

— Подальше от этого… — кивнул в сторону станции Налим.

— Мы — на фронт, а куда вы, не знаю, — ответил Пашка.

— Нам в другую сторону, — ухмыльнулся Налим.

— Я так и подумал, — метнул на него презрительный взгляд Пашка. — Такие, как ты, семеро одного не боятся… Видел, как ты, будто поросенок под ножом, ножками дрыгал, спрятавшись под нары… В штаны-то, лохматырь, не наложил?

Налим исподлобья бросил на него взгляд и промолчал. Отвернулся и смачно сплюнул на мох. К его галифе пристала глина, а в солдатских башмаках звучно хлюпало при каждом шаге.

— Шнурок-то завяжи, — усмехнулся Пашка. — Галифе потеряешь.

Налим нагнулся и завязал вокруг тощей щиколотки мокрую штрипку.

Налим верховодил Володькой Грошевым — это Ратмир понял еще в кутузке, но в Пашке он почувствовал силу и сразу сник. А Володька, видно, был на перепутье: что-то его связывало со Степкой Ненашевым и вместе с тем тянуло к Ратмиру и Пашке. Он переводил взгляд с одного на другого и мучительно раздумывал: как ему сейчас поступить?..

Ратмир сорвал стебель какого-то лесного растения, пожевал и с отвращением выплюнул. Он готов был предложить старому дружку присоединиться к ним, но Пашка воспротивился бы этому. И потом, Володька вовсе не стремится на фронт, наоборот: он с Налимом пробирается в тыл.

— Чего делать-то будете на фронте? — спросил Володька, переводя взгляд с Ратмира на Пашку.

— Воевать, — коротко ответил тот.

— Берегись, фашист! — ухмыльнулся Налим. — Гитлер капут!

— Я-то буду бить фашистов, — спокойно заметил Пашка. — А ты, Вьюн…

— Налим, — ввернул Ратмир.

— У тебя на роже написано, что куковать тебе, Налим, за решеткой, — жестко закончил Пашка и отвернулся.

— Щец бы тарелку… — перевел разговор на другое Ратмир.

Невдалеке полоснула автоматная очередь, и сразу зацокали отдельные выстрелы из пистолета. Пашка пригнулся и бросился к толстой сосне. Укрывшись за ней, стал всматриваться в лес. Обернувшись к ребятам, сказал, чтобы спрятались в кустарнике. Ратмир и Володька так и сделали, а Налим замешкался, — видно, не привык подчиняться другим.

— Исчезни! — сделав зверское лицо, приглушенно прикрикну Пашка.

— Тоже мне Чапай! — негромко пробормотал Налим и нехотя присоединился к остальным.

Дальше все произошло быстро и неожиданно. Снова послышались совсем близко выстрелы. Ратмиру даже показалось, что он услышал тоненькое пение пули в ветвях. Затрещали сухие сучья под тяжелыми шагами, и на полянку, озираясь, вышел человек в черном комбинезоне, с парабеллумом в руке. Ветерок ворошил на его голове длинные соломенные волосы, закидывал их на лоб. Человек дергал головой, отбрасывая волосы с глаз. У самых ног на длинном ремне болтался планшет с зеленой картой, из кармана почти на самом колене торчал коричневый кожаный шлем.

Снова защелкали под ногами сучья, и меж стволов показался боец с автоматом. Он тоже был без пилотки, и ветер ерошил его темные волосы.

Боец зорко осмотрелся, вскинул автомат, но летчик выстрелил первым — и боец, глухо вскрикнув, выронил оружие и, схватившись за грудь, повалился на кусты.

— Хенде хох! — услышали они пронзительный мальчишеский возглас и увидели Пашку, выскочившего из-за сосны. В руке у него был зажат парабеллум, наставленный на врага.

Немец затравленно оглянулся, увидел мальчишку, и губы его раздвинула усмешка. Глядя в глаза Пашке, он сделал шаг в его сторону. Парабеллум тускло поблескивал в опущенной руке.

— Кому говорю, бросай оружие! — кричал побледневший Пашка. Глаза его сверкали. — Стрелять буду, гад! Хенде хох!

Немец, по-прежнему улыбаясь, спокойно шел на него. Дуло парабеллума в опущенной руке медленно поднималось.

— Ну, получай, фашист! — вырвалось у Пашки — и грохнул выстрел.