Красное небо - [15]

— Все к себе в нору тащит, — пояснил Пашка. — Все ему мало… Жадный больно!

— А ты добрый? — поглядел на него Ратмир. Не то чтобы он обиделся на Валуева — Краб так Краб, — просто ему не понравилось, что Пашка так вольно о людях судит, будто прокурор!

— Чего из города-то уехал? — перевел разговор на другое Пашка. — У нас тут скукота. Днем-то, когда все на работе, поселок пустой… — Тут ему, видно, в голову какая-то мысль пришла: он умолк и, морща гладкий лоб с нависшими над ним золотистыми кудрями, задумался.

— Ми-ра-а! — донеслось с Ближнего луга. — Мы нарвали моло-ча-я-я…

Аля и Таня поднимали вверх корзинки с травой и показывали ему.

— Сесть бы на товарняк и умотать отсюда куда-нибудь, — задумчиво продолжал Пашка. — Я ни разу море не видел. А ты?

Ратмир тоже никогда на море не был.

— Иди-и сюда-а! — кричали девчонки. — Мы гнездо пеночки в траве нашли-и…

Пашка вскочил на ноги и, показав им кулак, крикнул:

— Только троньте! Живо хари намылю-ю!

Девчонки замолчали, потом, посовещавшись, поднялись на насыпь и, даже не взглянув на мальчишек, по линии ушли в поселок. Пашку в Красном Бору все побаивались.

— Танька-то уродина, а Алька ничего, — заметил Пашка, провожая их взглядом.

Ратмир вспомнил чердак, Тоньку Савельеву… и настроение у него сразу упало.

— Ну их к бесу, этих девчонок, — зевнул Пашка. — Давай поборемся?

— Жарко… — сказал Ратмир. Померяться силами с Пашкой он был не прочь: если победит — тот поменьше задаваться будет…

— Боишься? — насмешливо блеснул глазами Пашка.

— Тебя? — усмехнулся Ратмир.

Они вышли на луг и, обхватив друг друга, стали топтаться, уминая траву. Пашка изловчился и повалил его в траву, но Ратмир сумел вывернуться из-под него и одержать верх. Несколько раз они схватывались, дыхание стало учащенным, лица покраснели, но один другого пересилить так и не смог. Пашка начал злиться и против правил двинул противника кулаком в подбородок. Не очень сильно, но ощутимо. Ратмир тут же с размаху врезал ему в поддыхало. Пашка согнулся пополам и, вытаращив потемневшие глаза, хватал ртом воздух. Отдышавшись, он протянул руку и сказал:

— Ни ты, ни я. Ничья у нас.

Ратмир не возражал. Пашка — парнишка крепкий, на год старше его и ростом чуть выше, так что ничью можно было считать почетной.

Они лежали в густой высокой траве и смотрели на бледно-зеленое небо. Облака растворились. Над головами бесшумно пролетали лимонницы и крапивницы, а иногда и сам генерал-махаон.

Случалось, бабочки садились прямо на них, и тогда мальчишки боялись пошевелиться. Над Ближним лугом стоял ровный неумолчный звон: тысячи невидимых насекомых издавали его.

— У нас по соседству в доме двух шпионов поймали, — сообщил Ратмир.

— К нам приезжали две машины с военными, прочесывали лес… — отозвался Пашка. Говорят, ночью с чужого самолета сбросили парашютистов…

— Нашли?

— Знаешь, какие у нас леса? — приподнял голову Пашка. — На десятки, сотни верст! Попробуй найди… Один парашют, говорят, в лисьей норе обнаружили.

— Я рацию в дровах нашел, — соврал Ратмир, но тут же устыдился и прибавил: — Приятель мой нашел.

— Ясное дело, шпионы.

— У них оружие обнаружили и взрывчатку, — продолжал Ратмир.

— Найди я пистолет — никогда бы не отдал, — заметил Пашка.

— Интересно: у моего дядьки есть наган? — проговорил Ратмир.

— Он же портной! — усмехнулся Пашка. — Строчит на швейной машинке… Помолчав, прибавил: — Жадюга он. За копейку задавится… Я прошлой осенью забрался к нему в сад, так он как-то пронюхал и содрал с моего тятьки пятерку! Сказал, что я лучшую яблоню обобрал… А что я, дурак рвать кислятину?

— Хочет собаку завести, — откликнулся Ратмир. То, что Пашка так отзывается о Валуеве, его ничуть не задевало.

— У него собаки долго не живут: одна под полуторку угодила, другая сорвалась с цепи, какой-то дохлятины в лесу нажралась и околела, а третью сам из ружья ухлопал: она, вишь, плохо его драгоценный сад караулила…

— Не любишь ты его…

— А кто его любит? — хмыкнул Пашка. — Краба-то?

Отец тоже не очень-то лестно отзывается о своем родственнике, а вот мать считает дядю Ефима образцовым семьянином и часто приводит его отцу в пример: мол, он хозяйственный, оборотистый, дом у него — полная чаша, для жены готов луну с неба достать…

Все это так. Больше того: дядя непьющий — разве только по праздникам выпивает рюмку-две — и не курит. И никогда ни у кого не одолжается, а вот к нему часто приходят односельчане стрельнуть на выпивку. Кажется, хороший, положительный человек дядя Ефим, а люди его не жалуют. Да и что греха таить, Ратмир тоже не испытывает к нему ни малейшей симпатии, и даже не потому, что дядя заставляет его работать по дому. Что-то есть такое в Валуеве, что отталкивает от него. Крепкий, кряжистый, он и вправду похож на краба. Особенно когда, раскорячившись, согнется в огороде над грядкой и руками шевелит. Хотя голос у него мягкий, ровный, глаза всегда холодные и пустые. Равнодушные глаза. Даже когда он говорит правильные вещи, слушать его неприятно.

Вот тетя Маня совсем другая: ее все в поселке любят. Черноволосая, с маленьким острым носом и живыми карими глазами, тетя и сейчас еще видная женщина. Голос у нее звучный, смех заразительный. Тетя кого угодно может передразнить, и очень похоже. Не передразнивает она лишь мужа своего. И никогда плохого слова о нем не скажет. Видно, любит. Погожим вечером они рядышком садятся на скамейку в саду под вишней и о чем-то подолгу негромко беседуют. Тетя Маня невысокого роста, волосы у нее завиты в мелкие кудряшки. Лицо белое, брови черные, у носа родимое пятнышко. За столом тетя всегда подкладывает Ратмиру лучшие куски, хотя дяде это и не нравится: Ратмир видит, как он крутит курчавой головой и кривит тонкие губы.