Красное и Коричневое. Книга о советском нацизме - [26]

Под прикрытием этой брони делались отчаянные попытки либо оживить мертвое тело, либо подменить его другим. На первом этапе наибольшие шансы имела не полная, а частичная подме-на: своеобразная гибридизация, при которой от коммунистического "папаши" пытались взять привычную фразеологию, тогда как содержание становилось иным, "патриотическо"-антисемит-ским. Над сотворением такого ублюдка и трудился Валерий Николаевич Емельянов — до того, как взялся за топор.

Работа по созиданию ублюдка, весьма похожего на гитлеровский национал-социализм, но отличающегося от него некоторыми второстепенными чертами, успешно продолжалась. Достигну-тые коммунизмом "преимущества", связанные с централизацией управления не только политиче-ской, но также всей экономической, общественной и духовной жизнью страны, предполагалось, естественно, сохранить.

Нельзя сказать, что ничто не препятствовало указанной перспективе. Многонациональный состав государства и резкая оппозиция русскому шовинизму со стороны всех союзных да и автономных республик — это фактор, с которым постоянно приходилось считаться в Кремле. Он побуждал верховных руководителей время от времени хмурить брови и одергивать не в меру горячащихся "патриотов". Некоторую роль в противодействии победному шествию шовинизма (в основном, к сожалению, пассивную) играло и сопротивление самих "сионистов и

75

масонов", то есть тех евреев, которые почему-то вдруг начинали упираться, когда их хватали за шиворот, чтобы вышвырнуть вон, и тех неевреев, у которых здоровое нравственное начало брало верх над инстинктом самосохранения. В таких ситуациях и случалось, что в лекциях Емельянова находили идеологические ошибки, а главному редактору "Нашего современника" Сергею Викулову объявили выговор за публикацию черносотенного романа В.Пикуля, хотя такого же рода публикации поощрялись до этого много лет. Но в общем у "патриотов" были все основания смотреть в будущее с оптимизмом. На их стороне была такая фора как дружная спайка, полная бессовестность, безудержная демагогия, наконец, те самые мафиозные методы борьбы, какие они с такой настойчивостью приписывали "масонам и сионистам". И самое главное, "разоблачения" сионизма, как воздух, были нужны властям.

Я не думаю, что выскажусь слишком смело, если предположу, что на случай критической ситуации, наподобие той, что сложилась в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии в 1968 или в Польше в 1981, в Советском Союзе еще при Брежневе был заготовлен особый план действий. Обвинение евреев в "подрывной деятельности" в пользу сионистов и затем массовая высылка в Сибирь или иные репрессии должны были выручить режим. То, что этот план до сих пор не приведён в действие, я объясняю тем, что после неожиданно быстрой смены в СССР сразу трёх лидеров, к власти пришли люди, которые поняли, что оживить труп уже невозможно. Они взялись за демонтаж самой системы.

Приговор

После перерыва заседание продолжалось недолго. Свидетели уже были опрошены, показания неявившихся зачитаны, данные экспертиз — тоже. Прокурор сказал небольшую речь, такую же вялую, как он сам. Убийство Тамары Емельяновой он охарактеризовал как заранее подготовлен-ное и совершённое с "особой

76

жестокостью". То, что убийство было совершено её мужем, у них на квартире, между пятью и семью часами вечера, после чего Емельянов расчленил труп и повёз его к Бакировым, прокурор доказал, опираясь на все обстоятельства дела, на показания свидетелей и материалы следствия. Ввиду невменяемости обвиняемого прокурор предложил направить его на принудительное лечение.

Защитник говорил дольше. Он напирал на неполноту следствия (не был найден таксист, который привёз Емельянова к Бакировым) и на неявку в суд супругов Бакировых, чью роль он с полным правом охарактеризовал как весьма подозрительную.

В самом деле, разве не странно, что мадам Бакирова нисколько не удивилась тому, что сионисты хотят "убить или арестовать" Емельянова? Разве не странно, что она, вместо того, чтобы подробнее расспросить друга об опасности, спокойно дала ему ключи от машины, чтобы он мог сложить в неё "литературу"? И почему она не поинтересовалась, каким образом сжигание литера-туры может предотвратить покушение на его жизнь?

Можно допустить, что Бакирова непробиваемо глупа, но ведь и муж её не задал этих вопросов! Он с готовностью вышел во двор, чтобы помочь оттащить его груз на стройку, а когда тот внезапно отказался от помощи, не возразив ни словом, вернулся домой. Конечно, дружба — святое чувство, но почему же Бакиров из дружеских чувств не предложил сохранить у себя "литературу" вместо того, чтобы её сжигать?

Поскольку всем этим вопросам суждено остаться без ответа, мы вправе задать ещё один: да так ли всё было на самом деле? Может быть, всё-таки — нет? Может быть, Бакиров вернулся домой не через десять минут, а много позже, вместе с Емельяновым?

Не пытаясь отрицать вину Емельянова, защитник подчеркнул, что Бакиров — возможный соучастник преступления: его действия выглядели крайне предоссудительно, тем более, что он — не тёмный полуграмотный человек, а ответственный работник КГБ.